— Кенка! — позвала она. — Эй, Кенка!

Негр отделился от темной толпы своих собратьев и вышел вперед.

— Послушай, Кенка, — обратилась к нему юная дама, — ты сам видишь, в каком плачевном состоянии теперь наш дом. Мы не можем здесь более оставаться. И намерены укрыться в крепости Сен-Пьера. Объясни своим друзьям, передай, что они должны спуститься в город вместе с солдатами. А мы пойдем следом за вами. Ты понял меня?

Раб кивком головы подтвердил, что понял, и обернулся к своим собратьям. Жильбер думал, что те запротестуют, откажутся, выкажут хоть какие-то признаки неповиновения, но те, вопреки его ожиданиям, послушно встали один за другим. Судя по всему, и у них тоже не было особого желания оставаться вблизи замка, который при всей своей внешней солидности оказался таким непрочным и хрупким, в случае нового толчка они могут быть погребенными под его обломками.

— Построиться! — приказала Мари. — Кенка, вели им построиться, как они обычно делают, когда идут работать на сахарные плантации!

Раб безропотно повиновался приказу. Тогда Мари наклонилась к Жильберу и вполголоса проговорила:

— Велите вашим солдатам немедленно окружить их со всех сторон… Заберите также и Сефизу с Клематитой. Мы вполне обойдемся и без них.

— Послушайте, мадам, — обратился к ней Отремон, — будет благоразумней, если и вы тоже вместе с детьми и кузиной укроетесь в крепости… Вы не можете оставаться в замке, когда он в таком состоянии! Ведь новые толчки могут разрушить его окончательно!

— Нет, об этом не может быть и речи, — возразила она, — я не покину замок. Вы совершенно правы насчет мадемуазель де Франсийон и детей, но сама я останусь здесь.

Она снова взяла его под руку и повела к тем, о ком только что говорила.

— Вы, Луиза, вместе с детьми спуститесь в форт, Жюли с Демарецем помогут вам.

Потом обратилась к Жильберу:

— Скажите, а там, в Сен-Пьере, по крайней мере, готовы дать приют стольким людям?

— Генерал приказал приготовить все имеющиеся в гарнизоне складные койки, в солдатских казармах разместятся все потерпевшие, кто придет искать приюта в форте. Вам и вашему семейству, мадам, мы выделим отдельную комнату.

— Прошу вас, Мари, — взмолилась Луиза, — право же, вы не можете оставаться здесь одна!

— Сейчас именно так я и намерена поступить! Да и почему бы мне не остаться? Все равно я ведь даже не в состоянии ходить! Смогу ли я ехать верхом? Пока тоже неизвестно. Это будет видно позже. А сейчас я не желаю покидать этот дом, пусть даже в руинах. Что же до вас, Луиза, то прошу вас, не теряйте времени, подумайте о детях, главное, берегите их хорошенько! Собирайся, Жюли! И вы тоже, Демарец! Прошу вас, помогите Луизе! Поторопитесь же! Не мешкайте, кузина, позаботьтесь о крошках, проследите, чтобы они отдохнули, чтобы хоть немного поспали… если только смогут заснуть в этом аду!..

И опять обратилась к Жильберу.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — прошу вас, позаботьтесь и вы о них тоже. Женщины слишком напуганы, я не могу целиком на них положиться!

— Не беспокойтесь, я не оставлю их, — заверил ее юноша, взяв на руки маленького Жака.

Тем временем негры, по-прежнему со всех сторон окруженные солдатами и выстроенные в строгом порядке, двинулись в путь. Первые из них уже вышли за ворота замка.

И тут вдруг Кенка, нарушив строй, рванулся в сторону Мари.

— Моя остаться с манзель, — взмолился он.

— Ах, нет-нет! — в ужасе воскликнула Мари. — Твоя присматривать твои черные друзья. Ты понял?

Тот кивнул головой и безропотно присоединился к остальным.

Жильбер снова вернулся к Мари.

— Право, вы напрасно упрямитесь, мадам, — настаивал он. — Вам надо уйти вместе с нами. Ну что, скажите, вы будете делать здесь одна?

— Вам прекрасно известно, я не в состоянии идти.

— Вот в том-то и дело, мадам. Я посажу вас на свою лошадь, вы сможете поехать вместе со мной.

— Я ведь уже сказала, об этом не может быть и речи.

В каком-то замешательстве он открыл было рот, будто собираясь еще что-то добавить, потом передумал и направился к мадемуазель де Франсийон. Дети были уже готовы, Жюли с Луизой тоже. Демарец держал в руках объемистый узел с одеждой и всем, что может понадобиться детям. Как только он показался из дому, женщины сразу же тронулись в путь.

Отремон снова подошел к Мари. Он уже держал под уздцы свою лошадь.

— Разрешите откланяться, мадам, — проговорил он. — Все уже ушли, однако я в последний раз умоляю вас: поехали с нами.

Она пожала плечиками и воскликнула:

— Ах, Боже правый! Неужто вы думаете, будто я с легким сердцем расстаюсь со своими детьми? А этот дом?! Эти развалины! Неужто вы верите, будто их и вправду надо охранять? Но я не могу ходить и не желаю быть вам обузой. Быть может, завтра, если боль утихнет, я тоже смогу добраться до форта и снова буду вместе с вами.

— Послушайте, мадам, — не сдавался он, — однажды мне довелось наблюдать, как лекарь Патен пользовал больного, у которого была вывихнута лодыжка, точь-в-точь как у вас. Массируя ступню большими пальцами, он успокаивал боль и лечил поврежденные сухожилия. Может, вы позволите мне попробовать?

— Вы только лишний раз причините мне ненужную боль, — возразила она. — Сомневаюсь, чтобы подобное лечение сразу поставило меня на ноги и позволило без труда передвигаться! Неужто вы и вправду верите, будто можно так быстро исцелить пострадавшую ступню?

— Дозвольте хотя бы попробовать…

Улыбнувшись его упрямству, она глянула ему прямо в глаза. И тут же вздрогнула. Снова, как и в день караибской оргии, он удивительно напомнил ей кавалера де Мобре. Она стала изучать его таким внимательным взглядом, что Жильбер удивленно спросил:

— Почему вы на меня так смотрите?

Она сразу словно стряхнула с себя воспоминания.

— Вам пора, Жильбер, — проговорила она. — Все уже в пути.

Он улыбнулся в ответ.

— Мои солдаты отлично знают дорогу в форт! Какого черта я должен спешить! Сейчас они вовсе не нуждаются в моих приказах… Дайте-ка мне вашу лодыжку, и я все-таки попытаюсь вас исцелить.

Она уселась на тумбу, а Жильбер, словно ища чего-то, оглянулся вокруг.

— Нет, пожалуй, здесь нам будет неудобно, — заявил он. — Пойдемте-ка лучше в дом. Там вы сможете, по крайней мере, прилечь на банкетке в гостиной.

— А если новый толчок? И замок окончательно обвалится? Что будет с нами?

Он бросил взгляд на Монтань-Пеле.

— Да нет, думаю, извержение уже позади, — заметил он. — Должно быть, Господь Бог понял, что в этих краях и без того уже не счесть горя и разрушений… Идемте же.

И, видя, что она все еще колеблется, решительно поднял ее на руки и понес к дому. Со своей ношей он миновал двери замка, где царила полная темнота.

— Надо бы зажечь свет, — заметила Мари, — но вам ни за что не отыскать огнива и не найти ощупью канделябра — если в этой комнате остался еще хоть один, не пострадавший от обвала.

— Что ж, попробую отыскать. Скажите мне, в какую сторону идти. Буду пробираться на ощупь…

— Лучше уж я сама…

— Ни за что на свете! С вашей-то больной ногой?! Чего доброго, споткнетесь или ударитесь обо что-нибудь, и тогда вам станет еще хуже…

Он помнил, где стояла банкетка, и, сразу направившись туда, с большой осторожностью, мягко опустил на нее Мари.

— А теперь скажите, где найти подсвечник и огниво.

— Должно быть, после таких потрясений все это теперь вовсе не там, где обычно. Попробуйте поискать на комоде в большой зале или в кабинете…

Он оставил ее и растворился во мраке, однако не успел сделать и десятка шагов, как вынужден был отказаться от своей затеи, успев многократно споткнуться не только о мебель, но и об обломки камней, скатившиеся сюда во время того страшного толчка.

— Похоже, нам придется расстаться с мыслью зажечь свет, — сдался он. — Здесь такой разгром, что если я и дальше буду упорствовать в своих поисках, то наверняка рискую сломать себе шею…

— Хорошо, позвольте, я попытаюсь это сделать сама, — снова предложила она.