— Ах, Боже мой, какой вздор, — крепко сжав кулачки, с негодованием возразила она. — Это он просто от злости! Завидует, вот и все! Никак не может простить, что Гренада уплыла у него из рук… В любом случае, Жильбер, прошу вас, если вы увидитесь с генералом, не говорите ему ничего об этих подозрениях…

— Можете целиком на меня положиться, мадам.

Она встала. В смятении, раздираемая противоречивыми чувствами. Нет, она отказывалась верить в предательство Реджинальда.

— Я велю приготовить вам комнату, — обратилась она к гостю. — Вы ранены и не можете оставаться здесь, внизу. Жюли присмотрит за вами. Она единственная женщина в доме, кроме меня, которая еще не потеряла голову от страха.

— А как же мадемуазель де Франсийон? — поинтересовался он. — Как ведет себя она?

— Ах, лучше не спрашивайте! — пожала плечами Мари. — Я даже не уверена, сумеет ли она спастись бегством, если перед нею вдруг вырастет один из дикарей… Она занимается детьми… и, похоже, ничто на свете более ее не волнует. Я по-своему рада, что она не показывается мне на глаза. Сущая восковая кукла, сударь. Что вам еще сказать о ней? Женщина, вылепленная из воска, и больше ничего!

— Но я вовсе не собираюсь ложиться в постель, — возразил Отремон. — Дайте мне тоже оружие, ведь, думаю, у вас его здесь вполне хватает, и я буду сражаться вместе с остальными…

Несмотря на все страхи, ночь прошла без происшествий. Теперь уже никто не мог ничего понять, все лишь терялись в догадках. Подобный тактикой караибы нарушали все свои воинственные традиции. Обычно они дожидались темноты, потом забрасывали дома своими наводящими ужас горящими стрелами, а когда обитатели жилищ, дабы не сгореть заживо, выскакивали наружу, стреляли в них из луков или убивали дубинами.

На сей раз дикари не подавали никаких признаков жизни. Можно было подумать, будто все обманулись, став жертвами какой-то странной коллективной галлюцинации и вообразив себе дикарей, которых на самом деле вовсе и не было.

Однако едва забрезжил рассвет, как на склонах Морн-Фюме тут же пришла в движение длинная красная цепочка. Многие сотни людей, в безукоризненном порядке выстроившись в ряд, стали медленно спускаться с холма в сторону Сен-Пьера.

Судя по всему, это было началом атаки. Мари с генералом еще больше укрепились в этих подозрениях, когда несколько минут спустя увидели, как вслед за первой красной линией пришла в движение и вторая.

При той скорости, с какой передвигались дикари, было маловероятно, чтобы они смогли покрыть солидное расстояние до наступления следующей ночи. А чтобы напасть на замок, им пришлось бы переправиться через расселину в скалах, а потом карабкаться по очень крутому, почти отвесному склону, где они стали бы легкой мишенью для защитников замка. Стало быть, опасность была не так уже велика.

Цепочки же, направлявшиеся в сторону Сен-Пьера, напротив, передвигались весьма быстро. Стоя у окна и наблюдая за всеми этими приготовлениями к атаке, Жильбер д’Отремон все больше укреплялся во мнении, что дикари действуют, подчиняясь не одному из своих вождей, а следуя какой-то несвойственной им стратегии, явно навязанной им иноземцем. Целью их было как можно теснее сжать кольцо вокруг крепости и как можно ближе подойти к Замку На Горе — двум наиболее важным стратегическим пунктам всей этой местности.

С горькой усмешкой на устах представил он себе, какую неоценимую выгоду могут извлечь из всех этих маневров англичане — да, он упорно видел за всем этим коварный план англичан, ведь теперь все внимание защитников форта и замка полностью поглощено дикарями. Море свободно, и корабли могут войти в бухту, фактически не рискуя ничем!

Все это казалось ему настолько очевидным, что он не смог не поделиться своими соображениями с Мари, когда та зашла его проведать.

— Вот увидите, мадам, английские корабли не заставят себя ждать, и вы скоро увидите их в бухте Сен-Пьера! Помяните мое слово, они сделают вид, будто пришли спасать своих друзей от нашествия караибов, но потом воспользуются случаем и завладеют всем островом! Ничуть не удивлюсь, если узнаю, что нас и вправду предали!

— Замолчите, — с раздражением бросила юная дама, сразу почувствовав за этими словами скрытое обвинение в адрес кавалера де Мобре. — Полагаю, у майора достаточно пушек, чтобы одновременно стрелять и по морю, и по суше! Как жаль, что генерал болен! Какая жалость, что он не в состоянии сам добраться до крепости!

Жильбер ничего не ответил. Впрочем, как раз в тот самый момент форт подал наконец свой громовой голос. Все, кто мог передвигаться, кого еще не пригвоздил к земле ужас, высыпали во двор, чтобы полюбоваться потрясающим зрелищем.

Теперь форт изрыгал потоки огня, воздух буквально сотрясался от шума и грохота. Дым, гигантскими струями вырывавшийся из бойниц, временами почти совсем окутывал волнистой серой пеленой поле боя, потом мало-помалу рассеивался, разрывался на клочья и исчезал, уносимый ветром. Но через несколько минут ему на смену приходила новая дымовая завеса.

Внезапно к грохоту канонады и треску мушкетов прибавился барабанный бой. И вместе с ним со всех сторон к замку стали приближаться красные человечки.

Всех обитателей замка сразу охватило лихорадочное возбуждение. На сей раз это была самая настоящая атака — и атака хорошо подготовленная и заранее спланированная. Караибский барабан мог передавать приказы на любые расстояния. Было нетрудно представить себе, что точно такие же сцены разворачивались сейчас и в Макубе, что по ту сторону Монт-Пеле, и в Форт-Руаяле, и в Карбе, и в Ривьер-Пилоте. Караибы наводнили весь остров…

Высунувшись из окна своей комнаты, генерал отдавал приказы. Мари бросилась к неграм, пытаясь объяснить им, что от них требовалось, ведь они не могли понимать слов Дюпарке. Она выстроила их в ряд подле пушек, предупредив, что им не следует пугаться при звуке залпов, а напротив, они должны и сами стрелять в любую фигуру, которая будет двигаться, когда из каронады вылетит ядро.

Объяснения пришли как раз вовремя, ибо внезапно на расстоянии мушкетного выстрела от замка словно из-под земли выросла цепочка дикарей. Как и все прочие, они двигались неспешным шагом.

Мари выбежала на склон перед замком. Они были так близко, что ей были отчетливо видны даже искривленные странными гримасами лица индейцев и все украшения, какие они нацепили на себя, отправляясь в этот военный поход.

Барабанщик шествовал в самом центре цепочки. Барабан представлял собою кусок ствола бавольника, или сырного дерева, длиною примерно в два локтя. Барабанщик повесил его на шею с помощью кожаных ремешков и с силой бил обеими ладонями по туго натянутой коже, время от времени разнообразя эти мерные удары быстрыми триолями, легко касаясь барабана кончиками пальцев.

По мере того как эта цепочка заметно продвинулась вперед, сзади вдруг выросла новая — будто из-под земли появилась, словно те, кто шел впереди, вдруг каким-то чудом раздвоились, создав точно такую же вторую цепочку. Не прошло и нескольких минут, как чудо вновь повторилось.

На том расстоянии, где находились теперь дикари, пушка, заряженная картечью, могла непоправимо расстроить их ряды, вызвав многочисленные жертвы. Стоя подле канониров и с трудом сдерживая нетерпение, Мари повернулась и бросила на Дюпарке вопросительный взгляд. Генерал по-прежнему застыл у окна, облокотившись о подоконник и с пистолетами наготове. «Интересно, о чем он думает, — задала она себе вопрос, — почему так медлит?!»

А со стороны форта все грохотали залп за залпом. За ними следовали выстрелы из мушкетов. Должно быть, огнестрельное оружие применяли против дикарей, не пострадавших от пушек и пытавшихся скрыться.

Все защитники замка пребывали в каком-то тревожном смятении. Никто не мог уразуметь, почему генерал до сих пор не отдает приказа стрелять, ведь дикари находились уже так близко, что их без труда можно было перебить из пушки или мушкета. Мари же еще менее других понимала, что на уме у мужа, что он задумал, почему медлит…