8 ноября 1950 Улитки и коньки[263] Садовые улитки С жильем своим ползут И все свои пожитки, Быть может, в нем везут. Пожитки — это шутка, Действительность же в том, Что скользкая малютка Несет свой круглый дом. И, если точно строго В рассказе соблюсти, Улитка-недотрога Не думает ползти. Об этом, как известно, Учебники гласят: Улитки повсеместно По зелени скользят, Скользят, топыря рожки, А вовсе не ползут, И домики по стежке На спинках волокут. Три яруса над спинкой, Сужаясь, вознеслись, И стынет, став тропинкой, Серебряная слизь. Улитка, вместе с дачей, Катается, скользя, А двигаться иначе Ей даже и нельзя. Ей служит слизь для смазки, Как мало для машин: Природные салазки У этих молодчин! И делают улитки Из собственной слюны Надежные калитки, Круглее, чем блины, И спит под их защитой, Как телка за плетнем, Кочевник знаменитый В убежище своем. Пойдемте-ка, ребята, Зимою на каток: Блестит щеголевато Покрытый льдом поток. Улитка спит под снегом В уютном завитке, А школьник занят бегом, Резвиться на катке. Пусть конькобежец прыткий, Летит, об лед звеня, — Медлительной улитке Он близкая родня! Невидимо родство их, Ей не сравняться с ним, Но связан ход обоих Скольжением одним. Под тяжестью подростка Каточный тает лед. Без этого — загвоздка: Не двинешься вперед! Вода здесь — в роли смазки, В подмогу пареньку, И ход отнюдь не тряский Присущ его коньку. Не финны, не норвежцы, А русские — глади! — Как чудо-конькобежцы, Всех в мире впереди. Но с маленькой улиткой, Природы господин, Ты общей связан ниткой Под звон стальных пластин! На то ты — сын природы. Припомни же на льду Родню, что лижет всходы На грядках и в саду: Вслед зимним дням суровым Настанут лета дни, А ты здесь добрым словом Улитку помяни! <1950–1951>
Метеорит и ангел[264] «Ты с миром вдребезги разбитым Расстался, звездный мой собрат, И стал простым метеоритом, Каких несметный мчится град Как стадо вспугнутых оленей, Чего ты сроду не видал, Они по уйме направлений Несут свой камень и металл». Близ глыбы, ужасом объятой, Перед лицом небесных сил, Так спутник говорил крылатый, Так ангел божий возгласил. «Но кто ты, спутник, и откуда, И до какого рубежа?» — Метеорит, свидетель чуда, Спросил крылатого, дрожа. «К тебе, кто прежде был расплавлен, Но в царство холода влеком, Я не правителем приставлен, А рядовым проводником. С тобой лечу в кромешном мраке, Тебя где надо передам. Я <видманические> знаки В тебе читаю по складам. Но я читаю их от скуки, Я слишком много их прочел, А в пустоте не слышны звуки, В ней даже камень не тяжел. И потому моей задачей Я тягочусь уже давно: Мне почвы хочется горячей, Меня манит ущелья дно. Но я не действую вслепую, Есть нашим странствиям предел: Мне на планету голубую Тебя доставить бог велел». Он смолк, и часто думал камень, Что видит цель перед собой, Когда светила редкий пламень Мелькал случайно голубой. И улыбался ангел божий, Приметив трепет кругляка: «Они с планетой только схожи, И нам не к ним наверняка. Не к солнцу нас, великий Боже, Твоя направила рука, К песчинке черных бездорожий Ещё дорога далека». Но вот приблизились к песчинке И врезались в воздушный слой. И камень вздрогнул от заминки И услыхал печальный вой. А это сам он выл, сгорая Над самым страшным из миров, Когда сомнительного рая Раздернул гложущий покров. И только жалкие объедки На землю выпали дождем, Какие, в сущности, нередки, Хотя немногие найдем. И спутник, с трудным кончив делом, Что выполнял не в первый раз, Черкнул крылом, как совесть белым И плохо видимым для нас. вернуться Улитки и коньки. Автограф — 54.22–24. вернуться Метеорит и ангел. Черновой автограф — 54.26 [строфы I–III; чернила], 26а-27 [карандаш]; помета в конце: «Ой как хорошо!»; ст. 3 строфы VI разобрана приблизительно. <Видманические> знаки — знаки «плюс» и «минус»; впервые использованы в «Арифметике» (1489) Иоганна Видмана (Johannes Widmann; ок. 1460 — после 1498). Изначально знаком «минус» помечалась пустая бочка, после ее наполнения знак перечеркивался и возникал «плюс». |
