7 мая 1939 Бурятское село[245] Она — недотрога, ее не коснешься; Направишься к ней, по дороге споткнешься; Подступишься с нежностью, тут же запнешься И, чуть размечтаешься, сразу очнешься. Она — недотрога: таежницам рысям Нужна ли труха неотправленных писем. Двусерпие век соответствует высям, Где месяц бурятский от звезд не зависим. Она — недотрога: на крыльях рояля Впивается в сердце шаманская краля, Его ядовитыми связками жаля И, в ходе охоты, свежуя и вяля. А если мне снятся, как темные осы, Пьянящие пятки, что ангельски-босы, А если впитались в могучие косы Моих поцелуев нескромные росы, А если о трепете пойманной птицы Твердят мне предплечья мои и ключицы, И если в ноздрях перегон медуницы, А в ухе — чуть слышное «мой бледнолицый», То это от слитого с бредом подлога, От сладостных козней буддийского бога, От струй Селенги, что бурлит у порога, От глаз, что в бинокле сверкнули двурого, От Вашей застольной, моя недотрога! 28 августа 1943 Глашатай[246] Как возвестить, что крах разверзся Пред взором вторгшегося перса, Что вековая контраверса Решилась в пользу дщери Зевса? — Топчи зачатки лозных вин, Бегун, пыхтящий, как дельфин! Семь гряд и девять котловин — От Марафона до Афин. Под брань Ксантипп горшки ломая, Несется весть, еще немая; Вдогон, плечами пожимая, Глядит софист, не понимая. Без крылышек — гонец не бог! — Мелькают пятки драных ног, И золотой Дианин рог Глашатай пылью заволок. Ручьи не поят непоседу; Удушье каркает по следу; Стадиеглоту, верстоеду, Ему б хоть выхрипеть победу… ________________________________ Когда всесильный феодал Для жаркой сечи увядал И взор на женщину кидал В кругу послушных объедал, — Скрещая взоры на герольде, Народ шептал: «Влюблен король-де, Но что за сласть младой Изольде В таком козле, в таком кобольде?» А под герольдом конь храпел, От серебра и пены бел, И, прячась, подданный робел, Чей плод был тоже млад и спел. И над подъемными мостами, Ревя в трубу с тремя хвостами, Ездок, напутствуемый псами, Скликал на пир к червонной даме. ____________________________________ Случалось часто на Руси, Что крепостные караси Толклись со щуками в смеси, Где думный рявкал: — «Огласи!» — И весь посад, с очами долу, Внимал приказному глаголу О том, как судят за крамолу И за содействие расколу. И тучи шли на бирюча, Сургучного бородача, Что, в шубе с царского плеча, Вещал, на звоннице рыча. Крепи под грамотой печати! Надежа, дьяк, на бирюча ти: Да обличит воров и шатий, Чтоб государство не смущати! ______________________________ По выжженной степной траве Легко катиться голове, Но трудно двигаться молве О забродившей татарве. А у кочевника-хитрюги Заведены для слухов слуги, Чтобы справляться друг о друге Перекликаясь воем вьюги. На то и создан чакырым, Что значит — глотке быть связным, И донесения, как дым, По дугам стелятся степным. Стоят горланы, с детства рябы, Всей статью — в каменные бабы, И скачут новости, как жабы, Через песчаные ухабы. ________________________________ В эфире — комариный писк, Монтер заканчивает сыск, И Марафон идет на риск, Включая с прорезями диск. Верстняк-монгол, трубач-франконец, Брадатый петел русских звонниц, Теперь вы — дрожь мембранных донец, Узлы незримых волоконец! Гудим всемирный океан, — Подайте диктору стакан! Колеблет землю, как титан, Очки протерши, Левитан. Не скороход он, не наездник, Не колокольничий насестник — Он ваш, архангелы, наместник, Он твой, победа, провозвестник. Так пусть же сдохнет, как пифон, Тирольский обер-солдафон! Клекчи, возмездие-грифон: У микрофона — Марафон! Февраль 1944
Письмо из Улан-Удэ[247] Сказал нам «attendez!» [248] На станции гудок, И вот — Улан-Удэ, Красивый городок. Он — Верхнеудинск, но… Здесь так не говорят: Назвал его давно По-своему бурят. Здесь властвовал Чингис, Воинственный монгол, На белок и на лис Охотился раскол. Не спится Ермаку В объятиях реки: Здесь первую муку Смололи мужики. Острожный это край: В нем царь и вас гноил, Бестужев Николай, Бестужев Михаил. Сохатый отступал В дремучую тайгу, Пунктир несчетных шпал Выписывал дугу, — Он сотней скважин лег В Байкальском голыше. Как сказочно-далек, Как близок он душе! Туземный предок-бык, Приезжих не бодай, Штудируй их язык, Буха-нойон-бабай! Шаманами заклят, Ламами охмурен, Любуется бурят Кружением времен. Швырнется в Селенгу, Коль приревнует вас, Бурятка, на деньгу Похожая en face. У месяца, чей мяч Сейчас на сопку взлез, Для глаз (он тоже зря) Особенный разрез. Он лик свой исказит В струящемся стекле И складки век скосит, Под каждой по скуле. Здесь разных стилей смесь, Здесь пестры колера, И под Обкомом — спесь Гостиного Двора. Жезлы с КаВэЖэДэ И Будда на лотке Сошлись в Улан-Удэ, Красивом городке. Стал Греминым Бадма (Лампасы на штаны!), И все мы без ума От mezzo Раджаны. Под пьяный барабан Плясун успехом сыт: Медведь он, он чурбан, Он лучник-следопыт. Простите, но соплю И ту он вгонит в цель, А пляшет во хмелю, Ей-богу, семь недель. Здесь фетиш в пальцах сжат, Здесь дочки верят в сны, Над шишкой ворожат, Свалившейся с сосны. По Эрмитажу стаж Одна из них прошла, Все виды местных пряж, Все вышивки сочла И написала вздор, Наивные слова Про вычурный узор «Овечья голова». (Сей парный завиток Для лепки и шитва, По-моему — цветок Мужского естества). Здесь меньше с каждым днем Лентяев и нерях, Нам скажут — «мы растем, Как злаки на полях». У них, про черный день, Припас словцо фольклор — Что отдыхает пень, Пока свистит топор. Но то, что зря не смолк Здесь митральезный лай, Взял мало-мало в толк Японский самурай. Отсюда на Берлин, Преградам вопреки, Вдоль падей и долин, Идут сибиряки, Как Ржев идет на Лодзь, В чужие города, Как Бялосток «идзёдь», Как Кыив «йдэ» туда, Идет, идзёдь и йдэ И даже не знаком С тобой, Улан-Удэ, Красивым городком! вернуться Бурятское село. Автограф — 51.3. 19 июня 1943 началась командировка Тарловского в Улан-Удэ с целью участия в переводе бурят-монгольского эпоса «Гэсэр». вернуться Глашатай. Машинопись — 51.4–4 об. В ст-нии показана историческая перспектива «передачи новостей» — от битвы при Марафоне, когда единственный уцелевший боец добежал от Марафона до Афин (прибл. 42 км), чтобы сообщить о победе «дщери Зевса» (т. е. Афины, богини, которой был посвящен город), до первой половины 1940-х, когда в роли «глашатая» по советскому радио выступал диктор Юрий Левитан. вернуться Письмо из Улан-Удэ. Автограф — 51.5. Верхнеудинск — казачье ясачное зимовье Удинское (основано в 1666) получило статус города под названием Верхнеудинск и герб в 1775; в Улан-Удэ город переименован в 1934. Острожный этот край… — Удинский острог построен на месте зимовья между 1677 и 1680; подчинялся приказчику Селенгинского острога. Братья Николай (1791–1855) и Михаил (1800–1871) Бестужевы, декабристы, были обращены на поселение в Селенгинск в 1839, после каторжных работ в поселке Петровский Завод. КаВэЖэДэ- Китайско-Восточная железная дорога; построена как южная ветка Транссибирской магистрали, прошедшей через Улан-Удэ. Бадма Мелентьевич Балдаков (1918–1974) — певец (высокий бас), народный артист РСФСР; с 1948 солист Бурятского театра оперы и балета, с 1964 — Бурятской филармонии. Раджана — неустановленное лицо. |