13 сентября 1927 Черная кошка[200] Мягко ступают женские боты, Чавкает пара мужских сапог, Черная кошка тенью заботы Режет дорогу прямо и вбок. Брысь из-под ног, вражья угода! Голос тревоги глух и певуч — Брысь! — и о злой судьбе пешехода С черного хода нам промяучь! 18 октября 1927 Мы[201] Мы все волы — и я, и ты, и он, — Мы, как волы, влечем свои телеги, И скрипом скреп и гулами элегий Земной закат, как жатва, напоен. Афины с нами брали Илион, И с нами Ксеркс делил свои ночлеги, Нас Кесарь вел, и мы ему коллеги, Нас труд призвал, и мы ему закон. Пока в поту и с ревностью тупою Мы клоним путь к ночному водопою, Пусть грабит нас погонщик наш скупой. Мы поведем росистыми ноздрями, Мы шевельнем смолистою губой И промолчим, как исповедь во храме. 27 декабря 1927 Возвращение[202] Колебались голубые облака, Полыхали ледниковые луга, И, стеклянные взрывая валуны, Топотали допотопные слоны. Но, неслыханные пастбища суля, Им индийская мерещилась земля, И, размахивая хоботом своим, Уходил за пилигримом пилигрим. А изнеженный потомок беглецов Снежной вьюги слышит снова страстный зов, Слышит снова — и уходит сгоряча От москитов, от работы, от бича — В ту страну, где заживают волдыри, Про которую поют поводыри, Растянувшись между делом, в полусне, На крутой и поместительной спине… Что он видит? — Не осталось и следа От зелёного арктического льда; Где когда-то ни пробраться, ни присесть, Есть равнины, есть леса и травы есть; На излучинах Гангоподобных рек Ловит рыбу господин и человек, И дрожат-гудят мосты, дугой взлетев, Как запястья на руках у чёрных дев, И заводы с огневицами печей — Как вулканы из тропических ночей… Пусть густеет индевеющая мгла Под ногами у индийского посла, Пусть от страха приседают мужики И набрасывают путы на клыки — Он проследует, — как вождь, неколебим — В свой слоновий, в свой родной Ерусалим. 2 января 1928 Подлец-соловей[203] Когда осиротеет роза, Покинутая соловьем, И тайной ревности угроза Снедает жадную живьем, Когда постылая подруга, Измены слушая напев, Свой стебель опояшет туго, И распоясать не успев, Воспой невольную прохладу Ее печального лица И небывалую балладу Сложи во славу беглеца. 22 февраля 1928 Закат персонажа[204] Веселый копатель Суровых могил Корпел на лопате И богу хамил. Но драмой о принце Шекспир приказал: «Пойди и низринься На зрительный зал!» И в зоркую линзу Галерка глядит, Сочувствуя принцу, Который сердит. И публика знает — Кладбищенский крот Могилу копает И песню поет… О Гамлет, воскресший Для нового дня! Ты слышишь? — всё реже Лопаты возня, Всё реже вступаешь Ты с ней в разговор: «Могилу копаешь?» — Могилу, актер! — Ты служишь в конторе, Ты весел и груб, Ты сдал в крематорий Офелиин труп. И скоро, быть может, Последний актер Твой панцирь возложит На смертный костер. 25 февраля 1928 Медвежья услуга (Об одном поэте)[205] Небесный царь, ведя нам всем учет И судьбы всех определяя кратко, На каждом новорожденном кладет Клеймо таланта или недостатка. Неудивительно, что в дивный час, Когда возник Владимир Футуристин, У бога оказалось про запас Довольно много величавых истин, — И бог предрек: «ты будешь знаменит. Твой каждый стих рублем себя окупит. На мраморе он медью прозвенит, И на ухо тебе медведь наступит. Не всем же жить с гармонией в ладу, Не всем же львам нужны ушные створки. — Ступни, медведь! — через тебя блюду Я истину народной поговорки!» Но бедный косолапый уходав Почувствовал смятение в печенках И убежал, смущенно прошептав: — Тут не дитя, а облако в пеленках!.. — И, чтобы бурый не был посрамлен, В порядке редкостного исключенья, Ему на смену был отправлен слон, Прекрасно выполнивший порученье. вернуться Мы. Автограф — 41 <без номера>. Афины с нами брали Илион — волы неоднократно упоминаются в «Илиаде» именно как тягловые животные и потенциальные поставщики кожи для щитов и доспехов. вернуться Возвращение. Машинопись с правкой — 41.48–49. вернуться Закат персонажа. Машинопись с правкой — 41.14. |
