4 августа 1924 Два Владимира[151] Се древле пал поганый идол, Князь красным солнцем лег на Русь, А тезка рек: «взмутить берусь», И Русь иным перунам выдал. Он раскрестил и отогнал Тысячелетнюю химеру, Народу дал иную веру, А Русь переименовал. Я думал, Ленин — это имя… Но что нам имя? — звук пустой! Был дикий князь, а стал святой Равноапостольный Владимир. 21 февраля 1925 Телефон[152] Тьма усиливает звуки — Физика первооснова — Каплет ласковое слово На протянутые руки — Я готов и ты готова К восприятию науки. Вот у нитей телефона Потеряется рассудок, И, как ночь на грани суток, В вихре ласкового звона Многоверстный промежуток Растворится изумленно. Что еще на бедном свете Возмутительней и слаще, Чем звонок, благовестящий О вниманьи и привете И архангелом гудящий В этом темном кабинете? 1 марта 1925 Безбожник[153] Сутулится бог темноликий, Лампадные тени погасли, И с шипом, как змий двуязыкий, Фитиль издыхает на масле. И скучно больному ребенку В потемках натопленной спальной Смотреть на слепую иконку, Следить за лампадой печальной. Он знает, он слышал от папы, Что боги — пустые лгунишки И даже поломанной лапы Не могут поправить у мишки. Как жалко, что вера упряма, Что верят и бабы и дамы, Как некогда мамина мама И бабушка маминой мамы. А ночью становится тяжко И мнится в удушьи болезни — Взята из лампады ромашка, Из церкви — мамусины песни. — Ты, боженька, нечисть и копоть… За то, что в тебя я не верю, Ты ждешь моей смерти, должно быть, За этою самою дверью… 2 марта 1925 «Среди леса людских общежитий…»[154] Среди леса людских общежитий, Среди зарослей труб и антенн Телефонные тонкие нити Как паук опускал я со стен. Загремит у паучьего уха Барабаном победы звонок, — Я Вас слушаю, бедная муха, Залетевшая в хитрый силок! Мне казалось: в кругу паутины Женский голос как бабочка слаб, Мне казались жуками мужчины, Из моих уходящие лап. Но однажды веселую Хлою Уловила моя западня, И звенящей слепой стрекозою Налетела она на меня, Пронеслась она, всю мою пряжу Перепутав, порвав и пронзив… Всё погибло! Когда я заглажу Этот страшный и сладкий прорыв? 17 марта 1925
Анкета[155] Стихи влюбленного пропеты И в установленном числе, Как лист заполненной анкеты, Лежат на письменном столе. Он стер вопросы формуляра, Оставил правую графу И для ответного удара Наладил каждую строфу, Сказал об имени — «не помню», Сказал о летах — «юн как бог», А о партийности — «на что мне Она у беспартийных ног?..» Поэт, возлюбленный, любовник, Молящий ласки вновь и вновь, Он бедный отставной чиновник, Он челобитчик на любовь! 19 марта 1925 Дорога любви[156] Наши предки не знали дорог, А ходить приходилось помногу — Только мамонт и злой носорог Им протаптывали дорогу. Но уже и тогда из берлог Девы бегали к лунному рогу На свиданье за темный порог Вынося оголенную ногу. И у древних, где властвовал рок, Где пространство таило тревогу, Где любимейших женщин в залог Оставлял путешественник богу, Даже там, от молитвенных строк, Облаченная в тонкую тогу, Дева серной неслась по отрог На условленную дорогу. И из парка, что пышен и строг, Вслед английскому чуткому догу, Шла ты вновь на охотничий рог Изменять золотому чертогу. И по взморью, где свеж ветерок, Ты любовную знала дорогу, Что недолго твой юнга берег, И пожертвовал черту да грогу. Отпечатки девических ног В путь свиданий слились понемногу, И могучею сеть он лег Инженерам земным на подмогу. — Нам не надо их скучных дорог: Если любим, то знаем дорогу! вернуться Два Владимира. Автограф — 39.18. Ст-ние написано к первой годовщине со дня смерти В.И. Ленина; обыгрывается совпадение имен равноапостольного князя Владимира I Святославича (в былинах — Владимира Красное Солнышко), «крестившего» Русь, и «юбиляра» таковую «раскрестившего». вернуться «Среди леса людских общежитий…». Автограф — 39.23 об. Хлоя — персонаж древнегреческого пасторального романа «Дафнис и Хлоя»; об авторе, кроме его имени (Лонг) и примерных дат жизни (между II и V вв. н. э.), ничего не известно. Роман пользовался наибольшей популярностью в эпоху позднего Возрождения. |
