<1927> Процесс обмена (гл. II Марксова «Капитала»)[187] В сырой землянке въедливая гарь, Булыжник дикий и оленьи шкуры, Творит замысловатые фигуры Из бивня мамонтового дикарь. Века идут — и вот теперь, как встарь, Его потомок, парень белокурый, Идет на рынок, где волы и куры, Где свой товар распродает кустарь. Товаров нераспроданные груды Лежат, как нерасплавленные руды. Но пламя золота и серебра Коснется их, безжалостно расплавит И горький пот в обличии добра Хозяйской прихоти служить заставит. В ночь с 13 на 14 января 1927 Баллада о польском после[188] Едет в Московию польский посол, — Вот они, перья берета! — Тысяча злотых — один камзол И десять тысяч — карета. Ждет на границе стрелецкий патруль, Крестится польская свита. С богом же, рыцари, славься, круль, Не сгинет Жечь Посполита! В горьком дыму подорожных костров, В городе матерно-женском Братские шляхи и дом Петров Ляхи найдут под Смоленском. Бьют православные в колокола, Настежь открыты заставы — Эх, перелетные сокола, Что ж это вы, да куда вы? Поездом гости въезжают во двор, Взгляды кидают косые, Русским в подарок — с ременных свор Злобные рвутся борзые. Рыцарь жеманный с румяной женой, С чинно подвинченной свитой, Щирую соль и хлеб аржаной Пробуй в Москве грановитой! Царь не жалеет уйти от руля, Скачет в столицу с залива — Честь и почет слуге короля, Польского же особливо. Двор. Аудиенция. Гость разодет. Свитки верительных грамот. Круль обещает нейтралитет, Коли баталии грянут. Круль уверяет, что царь ему брат, Брата, быть может, милее… Царь отвечает — «я очень рад, Едемте на ассамблею!» Гостю навстречу гремит полонез, Гость не купеческий парень — Плавному танцу, как баронесс, Учит он русских боярынь. Славный танцмейстер! — он куплен Петром, Он недурная покупка, — Петр смеется и дымный ром Тянет лениво из кубка. Гости скользят под веселый мотив, Царь отбивает ногою, Хриплый чубук рукой обхватив, Кубок сжимая другою. Бал продолжается сотни ночей, Пляшут и пьют домочадцы, Губы бессмертны у трубачей, Звуки не в силах скончаться… Мчатся столетья…По-прежнему зол, Склочник и льстец криворотый, Плавно хромая, тот же посол Те же танцует фокстроты. Всё как и было — владенья Москвы Необозримы, как прежде, Разве что пограничные швы Втиснуты глубже и резче. Едет с экспрессом чужой дипломат, — Мы ли не гостеприимны? — В честь иноземцам у нас гремят Разнообразные гимны. Царь не знакомится с новым послом, Царь не хлопочет над шлюпкой — Призрак остался. Машет веслом, Кубком и дымною трубкой. Ею дымит он и пьет из него — Знайте, мол, шкиперов грубых, — Но не видно его самого В дымно-расплывчатых клубах. Пан президент! Пожалейте посла! — Разве не видите сами? — Бурная хлябь его унесла С бешеными парусами. Грозным пожаром бунтующих сёл Польска казна разогрета — Тысяча злотых один камзол И десять тысяч карета! 22–23 января 1927 У Петра[189] Дворец… Петров… мой голос подхалимский Уже дрожит, уже идет слуга — Вот «П» — по-русски, вот «один» по-римски, И блещут вензелями обшлага. Но с недоверием, довольно дерзким, Я замечаю, что передо мной В портках слуги, с величьем министерским, Музейный сторож, и никто иной. — Взимайте установленную плату С меня, осиротелый мажордом! Поведайте про каждую палату Интересующемуся Петром! Я так стремился к набережным Невским, Я так спешил у Вас купить билет, Но всё напрасно — поделиться не с кем, И царь в отлучке целых двести лет… 6 февраля 1927 Воздушная лотерея (к розыгрышу лотереи Осоавиахима)[190] В каждой, даже в самой скромной, В самой бедной лотерее Есть биение огромной Упоительной затеи. И в удаче, даже в мелкой, Слабых баловней азарта Ждет указанная стрелкой Испытующая карта… Мы забыли о покое, Наши нервы рвет на части — Как мы вынесем такое Ослепительное счастье? Как используем мы сами, Без ошибок и без шуму, Эту, полную нулями, Опьяняющую сумму?.. Но во много раз хитрее И опаснее для чести Выигрыш на лотерее Кругосветных путешествий, Где случайному счастливцу Предоставлена возможность Розу странствий вдеть в петлицу, Странной славой приумножась, Или… сказочное лето Променять на год уюта И за стоимость билета Отказаться от маршрута. Ах, предвижу — их немало, Этих бедных человеков, В ком семейные начала Выше облачных пробегов, Кто не будет слишком долго Выбирать в раздумьи страстном Между трогательным долгом И возвышенным соблазном, Кто романтику полета Променяет без оглядки На мещанское болото, На торговые палатки. Кто, в ответ на предложенье Взять свой выигрыш в натуре, Скажет: «Нет, синица в жмене Лучше журавля в лазури! Лучше, — скажет, — дебет-кредит…» Тут он сделает гримасу, Улыбнется и поедет В сберегательную кассу. Будут, верно, и такие, Что в уныньи и в печали Только вспомнят рев стихии На семейственном причале, В ком, заглохнув для кармана, В ком, безвременно увянув, Только крикнет из тумана Боль Жюль Верновских романов, Кто сквозь ропот, сквозь проклятья, Но продаст восторги детства, Чтоб оставить больше платья Милой дочери в наследство… Но найдется и таковский, Разухабистый, веселый, В ком не смолкли отголоски Бурной отроческой школы: Журавлиный, красноперый, Лихо сплюнув на синицу, Он махнет через заборы И поедет за границу. А когда до дна иссякнет Кружка пьяного пробега, Он опустится и крякнет И пойдет искать ночлега, И, трудясь за корку хлеба, Как трудился до прогулки, Вспомнит он чужое небо, Запах моря вспомнит гулкий, Он и в старости недужной Станет лучше и бодрее, Если вспомнит о воздушной, О советской лотерее! вернуться Процесс обмена. Автограф — 40.91–91 об. вернуться Баллада о польском после. Машинопись с правкой — 40.35–37. вернуться Воздушная лотерея. Вечерняя Москва. 1927, 18 мая, под загл. «Воздушные тревоги», без подзаг., без строф IX, XII, XVIII–XIX. Вырезка с правкой и восстановленными строфами — 40.11. Осоавиахим (Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству, 1927–1948) — советская общественно-политическая оборонная организация, предшественник ДОСААФ. |
