* * * Здравствуй, душенька с телешком {388} и телешко с душенькой! Здравствуй, Дусенька с Олежком и Олежек с Дусенькой! Оба мы, насупя брови с окаянна горюшка, шлем вам две свои любови с окияна-морюшка. Наше вечное спасибо, из любви отлитое, что живете в три погиба, но с душой открытою. Наше вечное спасибо, пусть хоть мир обрушится, за все ночи недосыпа, доброты и дружества. Толи круг нам очертили, толи так положено, — почему нас не четыре на земле Волошина? Хоть проводим жизнь с другими, умствуя и шастая, есть у нас святое имя: Дусенька Ольшанская. И, сбежав от тех попоек, что с собой не возятся, обнимаем вас обоих и целуем во сердце. Я молюсь, чтоб без усилий хорошо жилося вам, но притом не всё в России мнилось в свете розовом. От обиды и обузы бытия лохматого облегчи вам души, музы и княжна Ахматова. Жить вам век в ладу со словом писаным и баяным и скучать по встречам новым с вашим Чичибабиным. 1984 * * * От старых дружб ни славы, ни следа {389} — так круг их редок, а ты мне друг, пока течет вода в сибирских реках. Когда в тоске не думал ни о ком, не звал кого-то, светила мне плакучим огоньком твоя забота. И в черный час к звонку твоих дверей гнала година, и совпадала боль моя с твоей бедой, Галина. Так жили мы, с судьбою не мирясь, и так молчали, и только в рюмках чокались не раз вином печали. Теперь летишь к лебяжьим рубежам — лети ж легко ты. О, только б век тебя не обижал, не гнули годы. Последний круг страданий и забот сполна изведан, и ты мне друг, пока душа живет добром и светом. 1980-е * * * Высох колодец. Не стало вина {390}. Чаша пропала. Что тут поделаешь? Наша вина, Саша Хрупало. Спать не дает нам ночная беда в мире жестоком. Вспять не польется речная вода к первоистокам. Все в этой жизни имеет конец — худо и благо. Брось хорохориться, щедрый скупец, праздный деляга. Враль ты ужасный и той же порой правды искатель. Кто нам в бессмертие скажет пароль? Море — из капель. Что ж теперь каяться? В бездне любой небо таится. Зло стережет нас, и только любовь не повторится. Близких дороги расходятся врозь, Саша Хрупало. Высох колодец. Вино пролилось. Чаша пропала. 1980-е Что мы добры, что воздух юн и вязок, тому виной не Шера ли Шаров, кто нам вчера переизданье сказок своих прислал и пару добрых слов? Он, в смене зорь, одна другой румянче, средь коротыг отмечен вышиной, он весь точь-в-точь мечтатель из Ламанчи, печальный, добрый, мудрый и смешной. В таком большом как веку не вместиться? Такую боль попробуй потуши! Ему претит словесное бесстыдство, витийский хмель расхристанной души. Зато и нам не знать мгновений лучших, чем те, когда, — бывало, повезет, — и к нам на миг его улыбки лучик слетит порой с тоскующих высот. Клянемся мира звоном и блистаньем, листвой дубов, где нежится гроза, что не разлюбим и не перестанем смотреть в его прекрасные глаза. Как говорит он про детей, про женщин! Как ложь сердец душе его тяжка!.. Нельзя о нем во времени прошедшем! Но черный час настал исподтишка. И в этот час пришла беда такая, что у меня и слова не нашлось ее назвать, потере потакая, и мир померк от Аничкиных слез… А он, как мальчик, робок и огромен, и нет на лбу короны золотой, — и не чудно ль, что мы его хороним, а он, как свет, над нашей суетой? Поплачь, земля, и Аничка [6], поплачьте, но, опустив повинные венки, взовьется флаг на поднебесной мачте и мир прочтет его черновики. Хоть он попал не в царство доброй феи, — какая жизнь! И что сказать о ней, когда она, что день, то всё живее и с каждым годом выше и юней? Не прах, а Дух, — не смирен, не покоен. Не был, но есть, — ни смерти, ни суда. Вот он стоит, и видят все, какой он, — печальный, добрый, мудрый, — навсегда. Февраль 1984 вернуться Анна Михайловна Ливанова — жена А. Шарова. |