АЛЕКСАНДРЕ ЛЕСНИКОВОЙ{381} Пью за Хьюза, Хикмета и Гарсиа Лорку, за бессмертную душу и черствую корку вместе с добрым вином, чей крепителен норов, спирт воловьей работы и бешеных споров. За стихи, что от шпиков таились под спудом, за пропавших во тьме и за выживших чудом, за влюбленных пришельцев из лагерной школы, чудаков с чердаков, чьи певучи глаголы, за дарующих радость везде и всечасно, за тебя, раз ты к этому делу причастна, и, запомнив навек горячо и подробно, за твою красоту, Александра Петровна! Нас печали качали и грозы растили. Хорошо, что мы — дети метельной России, но не худо и то, что у солнца и сини нам сподобилось жить на степной Украине. От бедовых голов далека беззаботность. Нас пугает покой, неизвестность зовет нас. Но, волнуясь, не раз припаду и присяду, и послушаю русскую Шехерезаду. О, язычница Севера, ясное чудо! В наши трезвые сны ты зачем и откуда? Как поют нам твой голос, осанка и облик! Ночь запутала хмель в волосах твоих теплых. О тебе не умолкнут хмельные помины в миллионах сердец россиян с Украины, не забудет никто, перед памятью жалок, как любили тебя в переполненных залах. Неуклончивый друг мне судьбою подарен, и за дружбу с тобой я судьбе благодарен, и люблю твой талант, задушевный и вещий, и свищу тебе в лад свои лучшие вещи. <1965, 1990> Я в этом не участвовал, не ведал добра там. Лишь одно счастье, что встретился с собратом, что, злой и худой, стихи мне читал борец с нищетой Борис Нечерда. Не подал гроша черни, не труся, не шепча, напомнил про Шевченко — поэта мужичья. В комнате подвальной хворые дерзали, хворост подваливая под державу. Спичками чиркали, купол проклюнув, как будто из цирка пара клоунов. Ждали неуклончиво, с кем бы силой меряться. Не горюй, хлопче! Всё перемелется! Не траться по волынкам. В народ себя оттисни. Быть тебе великим поэтом Отчизны. 31 декабря 1963 АКАДЕМИКУ А. Я. УСИКОВУ{383} Во дни сомнительных торжеств я славил разум человечий. О, знал бы я, чего предтечей окажется сей раб и лжец! Но будет прок ли хоть на грош, коль на него досаду выльем, кому обязаны обильем разврат, насилие и ложь. Смирясь, над тем не зубоскаль, пред чем века благоговели. Однако ж, был умен Паскаль и был умен Макиавелли. Ведь как ни лют геенский мрак тех лет, что нам на одре снятся, а все же, надобно признаться, что даже Сталин не дурак. Сказать про главное нельзя, и я молчанья не нарушу, но ум опережает душу, по грани опыта скользя. Вся наша будущая тьма, все наши бреды, наши муки — плоды бессовестной науки и бессердечного ума. Мы не взываем и не ропщем, нам остается водку пить да в обалдении всеобщем конец всемирный торопить. 1970 * * * Александр Яковлевич {384}, милый человек, Вам стоять на якоре весь остатний век. Вы — мудрец и праведник, и душой дитя, Вам поставят памятник, лик позолотя. В мире электроники Вы из первых звезд. А мои поклонники — кто куда из гнезд. Но сквозь всю зашарканность, но сквозь всю муру, почему так жалко Вас, сам не разберу. В тьме, хоть очи выколи, после лютых гроз Вы науку двигали, а куда — вопрос. Но, куда б ни метили, юный и седой, вышли в благодетели при науке той. В развеселом зареве, в потайном аду хорошо плясали Вы, да под чью дуду? Лучше в ночи царственной, сердце затая, с Дней Александровной слушать соловья. Ах, вчера ли, ноне ли, да и то едва Вы впервые поняли, чем душа жива. Не в плену палаты ли, встав из-под ножа, Вы лишь чуть поладили с тем, чем жизнь свежа, в той больной беспечности ощутив впотьмах дуновенье вечности на своих щеках… Академик Усиков, говорю всерьез: есть на свете музыка, воробьи, Христос. Перед рыжей белкою, стрекозой с листа, ах, какая мелкая наша суета. Я люблю Вас, мальчика до седых волос, с кем дружить заманчиво, да не довелось. Не делами жаркими мудрость весела, оттого и жалко мне Вашего чела. Лучше б Вы поездили в мире, не спеша, удивясь поэзии, воздухом дыша. Есть ли что исконнее синевы небес, городов Эстонии, кафедральных месс? Вы ведь тоже можете вечность напролет разбираться в Моцарте, пить Платонов мед, слушать речь кукушкину и, служа добру, поклониться Пушкину в смоляном бору. Я люблю Вас, рыцаря, чей задумчив лоб, жду Вас — в книгах рыться ли, спорить ли взахлеб. Да смешно надеяться, что, пришедшись впрок, голосок на деревце пересилит рок. Вам не сняться с якоря, не уйти в побег, Александр Яковлевич, милый человек. 1975 |
