* * * русскому про Русь. Я этой прыти до смерти боюсь. В крови без крова пушкинский пророк и «Спас» Рублева кровию промок. Венец Иисусов каплями с висков стекает в Суздаль, Новгород и Псков. А тех соборов Божью благодать исчавкал боров да исшастал тать. Ты зришь, ты видишь, хилый херувим, что зван твой Китеж именем другим? Весь мир захлюпав грязью наших луж, мы — город Глупов, свет нетленных душ. Кичимся ложью, синие от зим, и свету Божью пламенем грозим. У нас булатны шлемы и мечи. За пар баланды все мы — палачи, свиные хамы, силою сильны, — Двины и Камы сирые сыны. И я такой же праведник в родню, — холопьей кожи сроду не сменю. Как ненавистна, как немудрена моя отчизна — проза Щедрина. 1979 СТИХИ О РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ{185} 1 Ни с врагом, ни с другом не лукавлю. Давний путь мой темен и грозов. Я прошел по дереву и камню повидавших чиды городов. Я дышал историей России. Все листы в крови — куда ни глянь! Грозный царь на кровли городские простирает бешеную длань. Клича смерть, опричники несутся. Ветер крутит пыль и мечет прах. Робкий свет пророков и безумцев тихо каплет с виселиц и плах… Но когда закручивался узел и когда запенивался шквал, Александр Сергеевич не трусил, Николай Васильевич не лгал. Меря жизнь гармонией небесной, отрешась от лживой правоты, не тужили бражники над бездной, что не в срок их годы прожиты. Не для славы жили, не для риска, вольной правдой души утоля. Тяжело Словесности Российской. Хороши ее Учителя. 2 Пушкин, Лермонтов, Гоголь — благое начало, соловьиная проза, пророческий стих. Смотрит бедная Русь в золотые зерцала. О, как ширится гул колокольный от них! И основой святынь, и пределом заклятью как возвышенно светит, как вольно звенит торжествующий над Бонапартовой ратью Возрождения русского мирный зенит. Здесь любое словцо небывало значимо и, как в тайне, безмерны, как в детстве, чисты осененные светом тройного зачина наши веси и грады, кусты и кресты. Там, за ними тремя, как за дымкой Пролога, ветер, мука и даль со враждой и тоской, Русской Музы полет от Кольцова до Блока, и ночной Достоевский, и всхожий Толстой. Как вода по весне, разливается Повесть и уносит пожитки, и славу, и хлам Безоглядная речь. Неподкупная совесть. Мой таинственный Кремль. Наш единственный храм. О, какая пора б для души ни настала и какая б судьба ни взошла на порог, в мирозданье, где было такое начало — Пушкин, Лермонтов, Гоголь, — там выживет Бог. 1979 1 Никнет ли, меркнет ли дней синева — на небе горестном шепчут о вечном родные слова маминым голосом. Что там — над бездною судеб и смут, ангелы, верно, там? Кто вы, небесные, как вас зовут? — Пушкин и Лермонтов. 2 В скудости нашей откуда взялись, нежные, во свете? — Все перевесит блаженная высь… — Не за что, Господи! Сколько в стремнины, где кружит листва, спущено неводов, — а у ранимости лика лишь два — Пушкин и Лермонтов. 3 Детский, о Боже, младенческий зов… Черепом — в росы я… Здесь их обоих — на месте, как псов, честные взрослые. Вволю ль повыпито водочки алой, пуншей и вермутов? Рано вы русскою стали землей, Пушкин и Лермонтов. 4 Что же в нас, люди, святое мертво? Кашель, упитанность. Злобные алчники мира сего, как же любить-то нас? Не зарекайтесь тюрьмы и сумы — экая невидаль! Сердцу единственный выход из тьмы — Пушкин и Лермонтов. 5 Два белоснежных, два темных крыла, зори несметные, — с вами с рожденья душа обрела чары бессмертия. Господи Боже мой, как хорошо! Пусто и немотно. До смерти вами я заворожен, Пушкин и Лермонтов. 6 Крохотка неба в тюремном окне… С кем перемолвитесь?.. Не было б доли, да выпала мне вечная молодость. В дебрях жестокости каждым таясь вздохом и лепетом, только и памяти мне — что о вас, Пушкин и Лермонтов. 7 Страшно душе меж темнот и сует, мечется странница. В мире случайное имя «поэт» в Вечности славится. К чуду бессуетной жизни готов, в радость уверовав, весь я в сиянии ваших стихов, Пушкин и Лермонтов. 1979 |
