* * * …………………………………………………………… Прощайте, деревья! Прощайте, поля! {520}Моя опаленная юность! Но не была наша печаль коротка В казармах военных училищ. Вернулись, — и нет над рекой городка, От школы одни кирпичи лишь. На самый малюсенький прошлого след Смотрел я глазами сырыми… И вот через многое множество лет Мы встретились снова с Ириной. Не легкою памятью школьных забав, А только бедою одною, И горькими муками в душу запав, Ты стала мне самой родною… Но выродки мира, у всех на виду, От крови и золота пьяны, Опять накликают огонь и беду На наши зажившие раны, На поздние наши счастливые дни, На белые ветки акаций. Так пусть же посмотрят получше они, Попристальней в землю вглядятся, Которую Грозный пытал и рубил, Батый опрокидывал на кол, В которой Чайковский мечтал и любил И Чехов смеялся и плакал, Где жили в нужде, от работы сомлев, Сдыхали в босяцком притоне, Предчувствуя в этой холодной земле Тепло материнских ладоней. Пускай они всмотрятся в наши черты, В наш день, что надеждою светел, И знают, что люди любовью горды И дорого платят за пепел. Не позднее 1953 * * * Я часто бывал пред тобою не прав {521}И счастья ценить не умел: Ждать встречи с тобою с рассвета, с утра, Дружить в городской кутерьме, Лететь за тобой, выбиваясь из сил, По улицам и этажам… Как мало добра я тебе приносил! Как редко тебя утешал! Виновнее всех виноватых мужчин, Я стою: возьми и убей, — Но только другого меня не ищи, Другого не будет тебе. Тут все преступленья мои ни при чем. Веселую душу губя, Я Господом Богом навек обречен Тревожить и мучить тебя — Чертами, душой, тайниками чутья, Ночами в греховном чаду. Покойники в землю уходят, а я В тебя после смерти уйду. Не позднее 1953 * * * Ты не смеешь вспоминать отныне {522}, Что с тобой не вечно мы вдвоем, Что порой не думал я в помине О существовании твоем. Я не верю в то, что это было. Просто есть какой-нибудь пробел. Ты, должно быть, что-нибудь забыла — Или я рассудком ослабел. Придави к земле меня стопою. Дай взлететь в космическую тьму. Иногда мне страшно быть с тобою. Я и сам не знаю почему. Вечно вместе, радуясь и ссорясь, Удивляясь миру и красе, Только спим еще с тобою порознь, Вызывая шутки у друзей. Обжигая сладостною кожей, Ты мне снишься, свет и духота, Но и в снах таинственный и Божий, Чудный знак в тебе предугадал. И смотрю с волненьем и любовью, Что как сон чудесна и остра. Иногда мне страшно быть с тобою. Что — и вправду ты моя сестра? Не позднее 1953 * * * А в нынешнем году, еще {523}Неомраченном переменной, Весна была до мокрых щек Единственной и несомненной. Земля не помнила про лед И, как нечаянная милость, Сияла ночи напролет И по утрам росой дымилась. А качества твоей семьи! А губы нежные девичьи, Которым впору бы самим Свистать по-вешнему, по-птичьи! И так легко за ветром вслед К родному солнышку подняться! Неужто нам по 30 лет? Ты знаешь точно, не 15? Спасибо милым небесам! Давай зашлепаем по лужам, Ты — девушка, а я — пацан, Не Чичибабин, а Полушин. Но ты твердишь свое «нельзя», И, как бы сердце ни щемило, Угрюмо отведу глаза, И руки опадут уныло. И буду мерить этажи, Болтать смешные небылицы. Дожить бы только мне, дожить, До срока не испепелиться! Но я — не гордый, не скупой, — Какое счастье на земле быть С людьми, с деревьями, с тобой, Моя сестра, царевна — Лебедь! Не позднее 1953 * * * Блестящие, быстрые, дымные тучи {524}. Заики-ручьи рассыпаются с кручи. И девушка-травка встает из-под снега. И в чаще лесной просыпается эхо. Стыдливые тени. Застенчивый шепот. Весной где попало вдвоем хорошо быть. Подруга-природа, мы в бликах и росах. Я тоже из рода весеннеголосых. Ужаснейшей смерти паду на рога я, Чтоб только с тобой полежать, дорогая. Чтоб буйную голову к небу закинув, Наслушаться вдоволь пернатых акынов. А в парке Шевченко уже горожане На «Правде» вчерашней лежат голышами. Уже раскрываются почки на ветхих, На юных, на голых, на тоненьких ветках. А ветки бывают различной погудки: Одни — на затычки, другие — на дудки. Не позднее 1953 |
