Жалил гнус лицо и руки, Жгло свирепым солнцем небо, О, какие вынес муки! И ни сладостного хлеба, Ни глотка воды, ни тени Для измученного тела… Мнилось, будто запустенье Всей землею овладело. Пел ты. Песни безголосо В пересохшем горле глохли. Плакал, но живые слезы, Как степной родник, иссохли. «Где ж хранитель? Избавитель?» — Возроптал ты, умирая, И внезапно ток увидел, Полный скирд, как берег рая. Как на отнятый когда-то Рай, чудесно возвращенный, Ты глядел на ток богатый, Изумленный, потрясенный. Полный трепета и света, Ток сиял, как мир счастливый. Где ты, серп грузинский? Где ты, Тихий шелест отчей нивы? Скирдами уставлен тесно, Это — ток иль только снится Мир неведомый, чудесный, Где как золото пшеница? И лучился воздух, полный Мглой зерна, как нимб янтарный. И творцу воздал безмолвно Ты молитвой благодарной. И, снопы благословляя, Молотьбы внимая грому, Ты упал без сил, рыдая, На пшеничную солому. Приход на ток Над тобой склонились люди, Будто мать крыло простерла,— О отчаявшийся в чуде! — Освежили влагой горло. И по-русски кто-то где-то Крикнул: «Лазарь! Дай-ка хлеба!» Задрожал ты, но за это Осужден никем ты не был. Сам, как Лазарь, ты из мрака Смерти встал в другой отчизне, Русский приютил беднягу И насытил хлебом жизни. Пожалел тебя, как кровный, Отдых плоти дал усталой, Обогрел тебя любовно — И зимы в душе не стало. Сердца своего богатство Расточил тебе, развеял Память рабства. Семя братства Навсегда в тебе посеял. Был неутомим в заботе, Окрылил твой дух надеждой, Снял с тебя твои лохмотья, Дал тебе свои одежды. Стол накрыл, хоть небогатый, Для тебя в своем жилище. Содрогнулся вновь тогда ты От благоуханья пищи. Ел ты русский хлеб, до дрожи Братской радостью взволнован, Новым чувством тем, что позже Проросло могучим словом. Величав был тихий вечер, Свет очажный так беззлобен, И цвели сердца, как свечи, Истине был хлеб подобен. Первый друг Так один крестьянин русский В эти дни за мной ходил. Мой отец, когда был жив он, Так едва ль меня любил. Русский спас меня от смерти, Слезы надо мною лил. Давид Гурамишвили К очагу тебя привел он, Светоч дал в пучине мрака. Отворил, участья полон, Сердце, как амбары злака. Ты, прошедший муки рабства, Оросил очаг слезами, Где впервые клятва братства Прозвучала между вами. Как родной, единокровный Брат от матери единой, Горцу оказался ровней Русский пахарь — сын равнины. Был ты им, как самым близким, Обогрет, одет, утешен. Стал ты ветром карталинским, До России долетевшим. Оба вы ярмо носили, Оба — тернием язвимы, Меж собой вы положили Клятву дружбы нерушимой. Освященный по́том честным Хлеб, что ел ты в доме брата, Дал начало вещим песням, Стал как солнце без заката. И поздней, под чуждым небом, Память братского порога Нес ты, как корзину с хлебом, Другом данную в дорогу. Эта память, всё чудесней Век от века, год от года Разгораясь, стала песней В сердце нашего народа. В чувствах разлилась, как море, И, шумя живой листвою, Расцвела над кровлей Гори Персиковою весною. Словно брат, тебя крестьянин Встретил — русский настоящий, Горем, как и ты, изранен, В горне бед, как ты, кипящий. |
