Снежным облаком волосы стали, У Кинцвиси душа прилегла; Очи ночи проводят у Мтквари И горят в два костра до утра. Твоя линия в сердце мне входит Соловьиною нотой с листа, На ристалище город походит: Глаз борьба, наготы красота. Мне из фресок твоих бесконечно Скорбь ночей улыбнулась вчера. Шелест Мтквари следишь и беспечно Сны разглядываешь до утра. Как сумел всё объять чистотою. Ты влюбляешься в девственный взор. Я скажу тебе, Ладо: душою Ты похож на горящий костер. * 176. Мирзе Геловани. Перевод Е. Самченко
Нам написал с поля битвы; с планшетом И со стихами ты не расставался; Где-то упал на равнине, при свете Зарева раненым туром казался. Глянул на поле, прибитое танком; Встретился взглядом с ночною звездою. Сердца частицу оставил нам, так как Много стихов погибало с тобою. Хрупкая ветка в тиши поникала Там, средь развалин, над телом упавшим; В сумерках крепость Орбели сверкала, Лист пролетал по дороге к Муаши. Быстро привстал, говорят, над дорогой; Кровь, говорят, на носках проступила. Слышал не тихие реки, а грохот, Снилась душе ладжанурская сила. Горец, ты силу осилил стремнины, Через болото пробился к рассвету. Гром твоих строчек — он близок мне; ныне, Младший мой брат, я ищу тебя, — где ты? Голос твой, тон — как горы гулкий камень. Сможешь согреться ль в низине душою? Против войны ты шагнул в ее пламень, Смелую жизнь свою отдал весною. * 177. Открытые двери. Перевод Е. Самченко Ночь; а я дверь оставляю открытой, Путник ли явится — всё может быть: Может, с фиалкой войдет перебитой, Быстро войдет — не придется звонить В доме открытыми двери оставил, Бес подозрений ко мне зачастил: Как бы кто пулю в меня не направил, Полный до края стакан не разбил. Что же я дверь оставляю открытой, Ночь, а не путник, идет; в полутьме Видно, что ночь эта очень сердита, Да не нужны ее россказни мне. В доме остались открытыми двери, Сердце и дверь не закрыл на замки: Я бы хотел получить можжевельник, Рододендрон, из Тушети носки. Дайте мне рододендрон, можжевельник! Путника хочется мне заманить, Сердце оставить открытым и двери — И никому не придется звонить. * 178. Владимиру Маяковскому. Перевод Е. Самченко Твой голос в народе. Бывало, при жизни Претил тебе звук, если отзвук пустой. Каймою стихов окружил ты отчизну, Сказал о Багдади одною строкой. Ты кинул Риони строку и оттиснул Свой след на песке; над волной постоял; Послушал, как ветер поет в Кутаиси, Басистую нежность горы перенял. Стал голос алмазом, стал режущей силой, Волна окрылила тебя синевой; Твой голос потом распахнулся в России Красивою тяжестью и широтой. И гор голоса говорили с тобою, Туман над хребтом ты плечом разорвал И разноголосьем и крупной рукою Границы державы не раз обнимал. Твой шум не прервался; твой шум настоящий; А след на песке лишь заметнее стал; Ты свой в этой жизни, ты непреходящий, И нежно, бывало, твой гром рокотал. А бархатный бас твой в народе. При жизни Претил тебе звук, если отзвук пустой. Каймою стихов окружил ты отчизну, Сказал о Багдади одною строкой. Ту строчку, что не расставалась с тобою, Десницей на русской земле посадил. Твой голос сравнил бы я с первой весною, С грузинской любовью еще бы сравнил. * 179–180. Стихи о Пиросмани. Перевод Е. Самченко 1. «Вечереет откровенней…» Вечереет откровенней, Входит ослик в ночь проворно; Уточняется мгновенье Цветом ночи, краской черной. Ты желал бы с приговоркой Выпить чай неторопливо; Подмигнул подружке бойкой, Показал ей дар, любимой. Плот рисуешь на досуге; Спел арбуз твой сотворенный; Над Курой поет дудуки О ночах, о краске черной. Ночью яркое светило Нам нашел в ущелье; с нами — Зеленщик, участник пира. Грузия, ты — Пиросмани! |
