ЛИРИЧЕСКАЯ ТЕТРАДЬ 37. У озера. Перевод Г. Маргвелашвили Над водой тростник склонился, Тень на озеро легла… Вдруг читателю на милость Станет песнь моя легка? Буду прост и односложен, Всем доступен, скромен, тих, И любой прохожий сможет Отпереть ключом мой стих. Буду славить горы, чащи, Мудрость мастера презрев. Что сказал бы мне мой пращур, Неожиданно прозрев? Прошуршал камыш, и аист Взмыл по облачной тропе… Может быть, в былом покаясь, Так же просто мне пропеть? Опечален и рассержен, Сам себе я стану мстить… Ну, а сердце? Разве сердце Мне в строку тогда вместить? 1937 За городом 38. Посвящение. Перевод М. Луконина Когда расстанусь, Кажется — растаю Всем сердцем в сердце маленьком твоем. Из сердца твоего произрастаю, Одной звездой волнуемся вдвоем. Тогда спешу, чтоб ты не откололась, Дарю тебе все отблески души. Я всё боюсь — не потерять бы голос, Твой голос — Колыбель в моей тиши. Мне в самом деле кажется и мнится — Твое гнездовье в сердце у меня. Ты молодости первая зарница, И старость ты До рокового дня. Лето 1938 39. Старинные часы. Перевод Д. Самойлова Когда в комнате сон, и на улице тишь, и смолкают все звуки ушедшего дня, ходят только часы, осторожно, как мышь, окликают, зовут, будоражат меня. Счет минутам ведут, или просто бегут, или целят стрелою в рассвет золотой, или цифрами время в осаду берут, или круг обегают, как рог налитой. Мои думы сливаются с ходом часов, и минуты как четки — то нечет, то чет, я сливаюсь с мерцаньем ночных голосов, эта ночь, словно звездная песня, течет. Ходом этих часов отмечались года, с ними детство текло и рождалась строка, и они, словно пульс, трепетали, когда у отца моего остывала рука. Они меряли жизнь, как теченье ручья, были радостям вехой и мерой забот. И мерцают они в тишине бытия, и с природой самой согласуют свой ход. Словно искры, минуты взлетают, легки, и на струнах часов мирозданье поет, по-особому ночью кричат петухи, Млечный Путь надо мною густеет, как мед. Эту ночь проведут они вместе со мной с глазу на глаз — их поступь легка и тиха — и, минуты похитив из бездны ночной, переплавят их в мерные строки стиха. 1938 40. Снег. Перевод А. Межирова
У снегопада тоже почерк свой. Бубенчик славит санную дорогу, метель подходит к самому порогу, — я рад сегодня гостье снеговой. Причудливо, задумчиво и тихо усталый дым чуть гнется на ветру. Порхают хлопья. И метель-франтиха, вся в белом, павой бродит по двору. Как звезды, хлопья в воздухе повисли, пробрался снег ко мне за воротник. Как хлопья, кружат медленные мысли, и речь природы льется, как родник. Что мне еще в такое утро надо! Ель, словно свечка, около окна. Ловлю руками клочья снегопада, на стеклах разбираю письмена… Как я мечтал — пушинку снеговую внести в твой дом, чтоб видела и ты во всей красе игру ее живую, холодный свет и трепет чистоты. Хотелось мне, чтобы она, не тая, перед тобой сияла в доме, как январского простора мысль простая или как проседь на моих висках. Но от прикосновения к ладони снег исчезает, словно от огня… И я ни с чем пришел к тебе на склоне январского завьюженного дня… Одна лишь нежность в сердце не растает, она надежней снежной кутерьмы, возьми ее — она перерастает в любовь, с которой неразлучны мы. 1938 41. Ожидание снега. Перевод А. Кочеткова Скоро снег рассыплет чистый пух, звездочками двор оденет скоро, ночью окна разошьет узором. Белый дед в ворота вступит вдруг, звон саней осеребрит просторы, поломает ветви снежный ворох, лес застонет от холодных вьюг. |
