Из темных расщелин сочится туман. Метехская крепость парит над Курою. А я красотою твоей обуян. А ты — моей песней. Мы квиты с тобою. Вот там полыхает твоя новизна. Вот здесь старина не спеша догорает. Куда бы ни шел я — повсюду меня твои переулки в пути догоняют. Ты будешь всегда утешеньем в судьбе, и благословляю я каждую встречу в Исани твоем и в твоем Дидубе, где душу свою запалил я, как свечку. А ты уберег, сохранил ту свечу. И я, благодарный, к тебе не остыну, я о красоте твоей не промолчу, но вскрикну — и грудь рассеку, как теснину. 1959 ХВАЛА КАХЕТИИ 132. Осень в Кахетии. Перевод С. Куняева Природа Кахетии празднует ртвели, Желтеющий полдень горит не сгорая, Уже виноградные гроздья созрели И яблони стонут, ветвями качая. На солнце горят серебристые склоны, А ветер мелодию тянет устало, И тыквы лежат тяжелы и огромны, Как лебедей обезглавленных стая. Природа достигла плодоношенья И вспыхнула новым, неведомым светом, И желтое с красным, вступая в сраженье, На склонах курчавых трепещет под ветром. О, что я увидел! Выходит невеста, Окликнула юношу горца с балкона. Ее красота — как ранение сердца… А листья струятся дождем с небосклона. О брат мой! Наполни кувшин до отказа, Скажи мне свое благородное имя. Под тенью прохладной широкого вяза Мне чудится квеври, а рядом давильня. А жизнь всё течет и течет неустанно, И я прислоняюсь к высокому дубу И слышу: зовет небеса Дагестана Краса, что навеки ниспослана в душу. Повсюду разлито шафранное пламя, Как будто другие оттенки иссякли, И светится воздух, дрожа и пылая, И сыплются листья, как желтые капли. И связь моя с жизнью навечно и кровно Крепится любовью, стихом и судьбою… Я вижу, невеста уходит с балкона И станом играет, как мастер строфою. Осень 1935 133. Гремская колокольня. Перевод Б. Ахмадулиной Всему дана двойная честь быть тем и тем: предмет бывает тем, что он в самом деле есть, и тем, что он напоминает. Я представлял себе корабль всегда, когда смотрел на Греми. Каким небесным якорям дано держать его на гребне? Я знал — нет смерти на земле, нет ничему предела, если опять, о Греми, на заре твои колокола воскресли. Вкусивший гибели не раз, твой грозный царь, поэт твой бедный, опять заплакал Теймураз, тобой возвышенный над бездной. Кахетии так тяжела нагрузка кисти виноградной. Вокруг покой и тишина и урожая вид нарядный. От заслонивших очи слез в счастливом зрительном обмане, твой странник, Греми, твой матрос, гляжу, как ты плывешь в тумане. 1952 134. Переход через Гомбори. Перевод А. Межирова
В три пополудни, по тропе оленьей, по горной тропке пробирались мы и забрели в гомборский лес осенний, в столпотворенье хрупких светотеней, слепящих красок и кромешной тьмы. Сперва в гомборской чаще было тихо, потом издалека, с отвесных скал, оленя окликала олениха, и лес ветвями небо рассекал. Казалось нам, что он в работу втянут; янтарных листьев осыпался зной, и было слышно, как шафраны вянут на травянистой просеке лесной. Мы постепенно углублялись в осень, был горный лес приземист и поджар. Со звоном шишка ударялась оземь, шиповник ноги под себя поджал. Гудели глухо суходолов ульи, и плющ капризно задевал плечо, и, как в жаровне тлеющие угли, потрескивали кроны горячо. Хотелось гладить ствол ребристый граба, с листвой в чащобах затевать возню, чтоб наши пальцы трепетали слабо, как от прикосновения к огню. Переливались яркие подвески зажженных люстр, и лесу не спалось, и свет струился нестерпимо резкий, кустарники пронизывая вкось. |
