И крепостей на всех вершинах мощь измерь-ка мастера глазами, все собери ты краски наших рощ, их в тьме времен уже сиявший пламень. Измерь-ка крылья ураганов гор, ущельями зажатых и ревущих, измерь-ка рек клокочущий костер, льды купола, вонзившиеся в тучи. Рукою, что в бою закалена, коснись ворот Дербентских, взятых в сече, тогда откроется она — моей отчизны бесконечность! Кто сказал, что будто бы мала моя отчизна, Картли дорогая, что словно малый диск она легла? Кто выдумал: мала земля родная? 1944 78. У памятника Ленину. Перевод А. Межирова Тает утренней дымки завеса и лучи простирает восток там, где волны в теснине ЗАГЭСа создают электрический ток. Мцхет Арагвой обвит и Курою… Где б я ни был, рассветной порой, лишь глаза на мгновенье закрою, вижу — Ленин стоит над Курой. Вижу — Ленин стоит над волнами, озирая земли торжество, и листва Зедазени, как знамя, за плечами шумит у него. Смотрит пристально он с пьедестала, как цветут берега над водой там, где прежде волна клокотала, в белой кипени, в пене седой. Пробудились деревья во Мцхете в чистом цвете живого луча, и сверкнул этот луч на рассвете, словно мысль над челом Ильича. И красою увенчаны строгой гордых скал вековые верхи, где Военно-Грузинской дорогой Пушкин шел, сочиняя стихи. Где ветра возносили впервые над снегами нагорий седых сочиненный поэтом России воспевающий Грузию стих. И прекрасен рассветной порою гор Кавказа незыблемый строй. Там, где Ленин стоит над Курою, загорается свет над Курой. Этот свет величав и нетленен в нашей жизни, в трудах и в бою. И меж всеми народами Ленин делит светлую мудрость свою. 1947 79. Мать Грузии. Перевод А. Межирова Бывает, мнится, что из мглы времен Я выехал однажды на коне. Был долгим путь. Но потрудился он, Чтоб современность стала ясной мне. Глядят в меня прошедшие века, Чтоб наши дни узнать сквозь сумрак злой… Ковш держит материнская рука, Наполненный слезами и землей. Весь лик ее морщинами пробит. Кахетию оплакивает мать. О Гванце безутешная скорбит, Ресницы разучившись подымать. Но над Казбеком рассвело уже. К его вершинам рвусь я издали. И слезы материнские в ковше, Как розы, встрепенувшись, зацвели. Тех слез горячих ножевая боль Доспехи накаляла добела, Земле грузинской сохранила соль, Под плиты к мертвым ветер принесла… Смотри же, мать! Счастливую звезду Твой сын любимый держит над судьбой. Ты счастлива. Светло в твоем саду. Позволь на землю пасть мне пред тобой! Сними лечаки траур с головы. Остались беды за спиной в ночи. Пусть седина под платом синевы Трепещет, как рассветные лучи. Не нахожу достойных слов любви. Твои следы целую я в пути. О мать моя! Народ благослови! Грядущие дороги освети! Чтоб свет твоих неувядавших роз За рубежи струился. И еще — Чтоб сердце, не страшащееся гроз, Во все века стучало горячо. 1940 80. Пора сенокоса. Перевод А. Тарковского Пора сенокоса — и косу я правлю, зарей серебрю и подругу зову, зову тебя, жизнь, заклинаю и славлю — приди! Для тебя расстилаю траву. Дай силы на труд до соленого пота, с корзинами, полными туты, приди, со мной поделись повседневной заботой и сон подари у тебя на груди. А помнишь — мне засуха кости крушила, но всё ж целину подымал я весной? С шестой пятилеткой души легкокрылой, как с песней, теперь возвращаюсь домой. Мой долг — эту сталь заострить на точиле мечты и до блеска зари довести. О, только б теснее меня обхватили объятья твои! Подойди! Обхвати! И если я в поле прилягу на камни, окликни меня, разбуди, не жалей, молю: будь и в старости ясно видна мне, как в пору зари отгоревшей моей. |
