Он грузинский май сладчайший Угадал в тебе и понял. Сердца высохшую чашу Он живой водой наполнил. Дал напиться из кувшина На прощанье у порога, Хлеба дал тебе корзину И благословил в дорогу. В дальний путь пошел ты смело, Лапти пыль степей покрыла. Память братства в ночь согрела, В знойный полдень освежила. Русский спас тебя, когда ты Предан был предсмертным мукам. Пашни чувств мудрец — оратай, Стал навек тебе он другом — Укрывал тебя в ненастье, Озарял твой путь зарницей, Был с тобою, полн участья, И в пустыне и в темнице. На перекрестке Чаще думать стал над очагом собрата, Как вернуться в Картли к дому своему… Смертной тьмой стезя обратная объята — Сеть на той стезе расставлена ему. Как же царь Вахтанг? Немыслим путь обратный. Сколько бед на плечи царские легло! Турком сад его порублен виноградный, Кров царя — чужбина, трон его — седло. Одинок он был в годины роковые. О, междоусобиц черная пора! И решил Вахтанг пойти на зов России, На приветный зов Великого Петра. Вспомнил тут Давид прощание в Цхинвали, Горе — словно уголь огненный в груди… Воины в слезах Вахтанга умоляли: «В этот грозный час от нас не уходи!» Пред семьей своей коленопреклоненной Поднялся властитель, скорбен и суров: «Петр меня зовет — славнейший царь вселенной, Брат мой, — он поможет мне изгнать врагов. Я вернусь. И Картли будет вновь свободной, С наших гор сниму я черную чалму!» С плачем перед ним склонился сонм народный, Невозможно было возразить ему!.. Удалился царь. А за Вахтангом следом Преданнейшие из преданных пошли. К счастью или бедам — дальний путь неведом. Кони пыль отчизны на копытах унесли. Царь в пути узнал, что умер Петр Великий. Год идет за годом, нет царя домой. Он в Москве томится; волосы владыки В скорби убелились снежной сединой. И решил Давид в Москву стопы направить — Ведь сумел в России друга он найти! — Чтоб к надеждам Картли сноп надежд прибавить, Чтоб помочь царю опору обрести. Снова в пути Легкой поступью Пошел он в путь далекий. Ливень с полуночи Пыль к земле прибил. Шелком устелил Рассвет ему дороги. Русский друг припасом Путевым снабдил. Дал корзину хлеба И свиного сала. И, вздохнув, Давид Покинул братский дом. По тепле очажном Сердце тосковало, Шел он светлым Доном, Верностью влеком. Он идет. Пред ним Равнина необъятна. С небом степь слилась В просторах голубых. В пятнах сентября Пленительный и статный Пламенеет тигр Левад тополевых. Машут ветряки. Белеют церкви мирно. Но безбрежно море Вянущей травы. Марево степей Безмолвно и обширно. И когда ж, когда ж Достигнет он Москвы! Где дряхлеют в стойлах Боевые кони, Где пришлось царю Седины приклонить? Где б из рук его Тепло принять в ладони, Где бы с ним свои Раздумья разделить?.. Износил в пути Он лапти и одежды. Месяцы в пути Прошли, как караван. Под огнем заката Знаменем надежды Строй берез бежит В синеющий туман. Ни беды, ни боли Юность не боится. Беспредельна степь… И где ж пути конец? Перекати-полем Ковылями мчится Юноша-изгнанник, Воин и певец. Вступление в Москву Ты стал, на холм поднявшись. В дымке синей Лежал великий город наяву. Ты отряхнул с ресниц пушистый иней, Как пилигрим, приветствуя Москву. Сверкало куполов кремлевских пламя, Белели башни в снежном серебре, Перекликаяся колоколами, Гудел российский город на заре. Бесценными полярными песцами Снега, снега сверкали вдалеке. И расписные сани с бубенцами, Красуясь, проносились по реке. |