«Кулигою, в бору глухом…» © Перевод Н. Банников Кулигою, в бору глухом, Где рядом с пашнею три хаты, Идет мужик — зипун в заплатах И шапка ветхая на нем. Старик, и кряжист и суров, Со снеговою бородою, Землей пропахший и сосною, Не сводит зорких глаз с хлебов. «А, чтоб ты сдох! Вон, по росе Брел кто-то к житу от криницы; Да вот и узкий след копытца — Олени шкодили в овсе. Ну хоть не сей! Овес и рожь — Всё вытопчут до обмолота; А тут еще напасть — болота: Ступи — и сгинешь ни за грош». В траве проходу нет от змей, Комар кружится черной тучей, Кулигу глушит бор дремучий, Нет, изведут леса людей! Не любит леший топора И насылает пущу снова, Да только есть у деда «слово», А то бы не видать добра! Между 1909 и 1912 ГОРОД ВСТУПЛЕНИЕ © Перевод А. Прокофьев Ты — чарователь неустанный, Ты — неслабеющий магнит. В. Брюсов Пегас однажды в переулки Свернул с проселочных дорог,— И прокатился топот гулкий, И искры взвились из-под ног. И встал в груди моей усталой Сын камня — город мой родной. Услышу я той искры жало — Стих сразу в сердце бьет волной. Между 1909 и 1912 «Блещут улицы Вильны и гулко гремят!..» © Перевод Н. Браун Блещут улицы Вильны и гулко гремят! Тротуары потоки людей заливают, В окнах свет, фонари над толпою горят, И глаза на измученных лицах сверкают. Но взгляни: переулки тесны и кривы, В них дома старосветские смотрят сурово; Только мох меж каменьев да стебли травы, И на башне, как круглое око совы, Циферблат — неусыпный свидетель былого. Тихо здесь. Молчаливые встали и спят В высоте купола, шпили, арки бойницы; В отдаленья шаги одиноко звучат, Колокольные звоны порой задрожат И замолкнут, слетая со старой звонницы. Вспомяни, мое сердце, давнишние дни! По приказу бурмистра всё, как подобает: Вот уж окна закрыли, погасили огни… Стража мимо прошла… И не спим мы одни — Я да черный кожан, что у башни летает. 1911 или 1912 В ВИЛЬНЕ
Сонет © Перевод М. Талов Свет фонарей в далекой вышине… На вывесках их отражений блестки… Огни витрин. На каждом перекрестке Анонсы и плакаты на стене. Кипит толпа на жестком улиц дне! С рекламами снуют вокруг подростки… Здесь уличных торговцев выкрик хлесткий… Гул, грохот… Всё течет, как в быстрине. Там — паводок карет… А за рядами Контор и касс вокзал манит огнями. Свистки, гудки… Людей водоворот… Пакгауз… склады… Шум и гул несвязный… И трубы в тьму небес вонзил завод… О, города волшебные соблазны! 1911 или 1912 «За крышами города краски зари угасают…» © Перевод М. Талов За крышами города краски зари угасают, И мраком густым напоен уже воздух вечерний; Каскадом с трамвайного провода искры слетают, И огненный штрих метеор оставляет на черни. С бульвара доходит стон музыки нежно-тягучей, Горят фонари, мошкара над их светом кружится, И вьется она вкруг стекла, вьется легкою тучей, А к свету пробиться не может… и тщетно томится… И вспомнил я осень одну, как средь пасмурной ночи Оркестр заиграл и огни в вышине встрепенулись, Дышалось нам вольно, светились надеждою очи… Мы к свету взлетели… и вдруг на стекло натолкнулись. 1911 «На улочках всё ночью глухо…» © Перевод М. Талов На улочках всё ночью глухо; Не глуше ночи ропот толп. Так кто ж уловит чутким ухом, Как стонет телеграфный столб? И город, где нет места дали, Нет места для стихийных сил, Дорогу проложил печали Полей, курганов и могил. Полей, где в воздухе лютует Буран, крутя холодный снег, Полей, где глухо всё бушует, Где слышится и стон и смех! И вот тот гул мне в душу влился. Гуди, дрожащий провод, пой! И я к воротам прислонился, Изнеможенный и больной. 1911 или 1912 МЕТЕЛЬ © Перевод М. Талов Бьет ветер в бубны кровель, бьет, Гремит по ним, звенит, поет, И это пенье всё мощней, — То разгулялся пан Подвей. Бьет ветер в бубны кровель, бьет, Гремит по ним, звенит, поет. Вскипело снежное вино, И белой пеной бьет оно. Бьет ветер в бубны кровель, бьет, Гремит по ним, звенит, поет. Над улицами — дикий хмель, И, опьянев, гудит метель. Бьет ветер в бубны кровель, бьет, Гремит по ним, звенит, поет. 1911 или 1912 |
