Вот был бы я социалист, да и ружье имел,
То я б так взгрел
Стражников, земских, становых и прочих собак!
А так — один кулак!
Приходят социалисты, листовки тычут,
Бунтоваться кличут,
А дали б только пороху хоть горстку,
Пистолет, винтовку,—
Отдал бы последнюю рублевку
За пули и дробь.
Так то племя проклятое въелось в кости,
Такой нагнало злости,
Что сладу нету…
Становой — пан, а земский — важней стократ,
А кто наихудший гад —
Так стражник из Заполья!
А что б ему — недоля!
Было б кому губить свет,
А чтоб его сгинул след!
Пас свиней этот шкода
У соседа Петра Сороки два года,
Потом в кучера пошел к начальникам нашим,
А теперь царским стал стражем.
Стражник, шутите, — сила,
А хоть бы тебя болячка задавила!
Хоть бы тебя разорвало в клочья,
Хоть бы покоя не знал ни днем, ни ночью, —
Так ты мне осточертел,
В холодной из-за тебя я сидел!
Набрехал, накрутил, дали медаль;
Только то, что ружья не имею, — жаль,
Но не бойся, я не сплошаю, как дам,
Аж брызги полетят, поленом по мозгам!
Не жить тебе, гаду, —
Ужель нет с этими шельмами сладу!
Глянь и там и тут,
Что ни день их бьют,
Начиная с Сената,
Вплоть до стражников, ихнего брата,
То бомбой, то из пистолетов,
Что ни день — меньше эполетов.
Хоть эту дрянь и разводит царь,
А корми их пахарь, как встарь,—
Попросту мужик.
Известно: каждый из царских слуг привык —
Мало им пенсий! — грабить мужика.
И чем проворней у них рука,
Тем чины быстрей идут.
Гляди, министр он, генерал,—
А за что? За то, что, как по-русски говорится,
воровал.
А мужик — так за вязанку дров
Сиди пять годков.
И нас, не хотевших водочку пить
Да налоги платить,
Так казаки пороли,
Что и в пекле жару не зададут нам поболе.
Меня и еще двоих в острог
Засадили потом на недолгий срок.
Словно в костеле, сказал бы я, там
Набилось народа, пока мы сидели.
Ксендзов туда — и был бы там храм.
Впрочем, всё ж одного мы имели:
Ну и славный был человек,
Не забыть мне вовек!
Когда началась в тюрьме голодовка,
Под конец мы такими хилыми стали,
Что всё время спали;
Только ксендз да еще солдат
Как запоют «Марсельезу», брат,
Так поневоле мы все встаем
И разом песню поем.
Выпустили меня, а ксендз так там и остался.
Со слезами он со мной расставался,
Поучал, просил, кричал мне вослед:
«Не робей, Петрусь, знай, на тот свет
Кого надо спровадь,
А не то минует тебя благодать;
Мы тебе сниться будем,
Коль не станешь мстить этим людям!»
Так вот я, Петрусь, спасаючи душу,
Приказ не нарушу,
Выполню вмиг.
Мне б дробовик,
Пороху иль пистолет,
И проложу я тотчас след.
Наведу порядок не малый,
Чтоб досталось не только стражнику, становому
Или там генералу,
Но и губернатору нашей губернии!
