Во второй половине 1906 года Тетка вновь побывала в Вильне, но вынуждена была прятаться от полиции, а затем уехала опять во Львов. Стало ясно, что предстоит долгое пребывание в эмиграции. Алоиза Пашкевич поступила вольнослушательницей на философское отделение Львовского университета, так как все ее старания быть зачисленной в университет не увенчались успехом. Тяжелые условия, в которых пришлось жить поэтессе, не заставили ее отказаться от научной и общественной деятельности. Тетка изучает историю Белоруссии, пишет специальную работу по белорусскому фольклору, вынашивает планы организации издательства, которое выпускало бы популярные книги для белорусского крестьянства, ведет переписку с белорусскими учеными и литераторами. Заболевание тяжелой формой туберкулеза вынудило Тетку покинуть Львов. 1908–1909 годы она проводит в Кракове и Закопанье, поступает на гуманитарный факультет Краковского университета. Но ее тянет на родину. Нелегально она посещает Вильну, Петербург, встречается с деятелями белорусской культуры — с Янкой Купалой, с основателем белорусского театра Игнатом Буйницким, принимает участие в собраниях белорусской молодежи. Перемена фамилии в связи с замужеством (Тетка вышла замуж за инженера Кейриса) дала возможность поэтессе в 1911 году вернуться, не опасаясь преследования, на родину. Тетка с новой энергией отдается литературной и общественной деятельности. Она пробует свои силы в прозе (рассказы «Зелёнка», «Новогоднее письмо», «Михаська», «Осенние листья», «Лишняя»), организует в 1914 году издание белорусского журнала для молодежи — «Лучинка», где выступает в качестве публициста, автора научно-популярных статей. В 1915–1916 годах, при новом подъеме волны рабочего движения, она вновь возвращается к революционной деятельности. Тетка активно участвует в организации клуба Виленских рабочих, ведет там пропагандистскую работу, формирует в клубе «Белорусскую рабочую группу»[77]. Деятельность эта была прервана в начале января 1916 года. Получив сообщение о тяжелой болезни отца, Тетка поехала в деревню Старый Двор. Застать отца в живых ей не удалось, но в Вильну она не вернулась. Поэтесса не смогла уехать из мест, где свирепствовала тяжелая эпидемия тифа, — стала разъезжать по деревням для оказания помощи больным. Это стоило ей жизни — она заразилась тифом и умерла 5 февраля 1916 года. При жизни Тетки вышли в свет два сборника ее стихотворений: «Скрипка белорусская» («Скрыпка беларуская») и «Крещение на свободу» («Хрэст на свабоду»). Оба сборника изданы в 1906 году нелегально в Жолкве (возле Львова). Несколько стихотворений поэтессы вошли в изданную ею в 1906 году в Петербурге книгу для детей «Первое чтение для деток белорусов» («Першае чытанне для дзетак беларусаў»). Эти сборники и стихотворения, печатавшиеся в повременной печати, не исчерпывают поэтического наследия Тетки, но изучить рукописные материалы поэтессы пока не представляется возможным: архив ее (за исключением нескольких автографов, сохранившихся в Центральной библиотеке Академии наук Литовской ССР) был вывезен мужем писательницы за границу. ЛЕТО © Перевод М. Шехтер Нива шепчет колосками Золотистой ржи, овса, Голубеет васильками, Будто девичья коса. Ветерок с утра гуляет, Гнет колосья в тишине, Солнце зерна согревает, Аист виден на гумне. Косарю не до забавы В зеленеющих лугах: Поутру ложатся травы Под косы широкий взмах. Женщины холсты полощут, Юбки шьют, сорочки шьют; Слышно: рог трубит за рощей, Пастухи коров зовут. Ребятишки с кузовками Ягоды сбирать пошли, А девчата — за грибами… И аукают вдали. День пришел, примолкли хаты, Меньше, стало быть, забот. Временами лишь лохматый Кот на припечке зевнет Иль столетний дед с запечья Вдруг сползет воды попить; Долгий труд сутулит плечи, Зренье слабо, — как тут жить! В прошлом дед был молодчиной, На все руки мастаком, В пляске первым шел с девчиной, Кварту пил одним глотком. А теперь — ослабли руки, Старость голову трясет. «Дед, на печку! — дразнят внуки. — Умирать тебе черед!..» А взглянул бы за село ты: Рожь на солнце горяча И желта, как меда соты Или яркая парча. Словно ткач из пестрых радуг Полевой соткал ковер,— Запах руты свеж и сладок, И цветы ласкают взор. Вешних, ярких красок много, Маем взор заворожен. Это всё цветы, ей-богу! Лепестков немолчен звон. Будто в чарах поле это! Сад я розовый открыл, Где художника-поэта Труд меня заворожил. Может, это не девчина, — Заливается свирель, И цепляется малина За веселый дикий хмель. Вижу я: идет веселье, Раздается дружный смех, Рассыпает флейта трели, Дуют в дудку, словно в мех. Песня за сердце хватает, Песня душу обожгла, Барабаны оглушают, И гремят колокола. Ниве издавна знакомы Зубы острые серпов; Связанный жгутом соломы, Сноп идти плясать готов. Вот гулянье, впрямь на диво! Даже копны в пляс идут, Подпевает гулко нива, Барабана вторит гуд. Вот и небо заблистало, Морем чистым разлилось, Зеркалом хрустальным стало, С ясным солнцем обнялось. Лес качает головою, Дуб нахмурился и спит; Шепчется орех с ольхою, Березняк кусты смешит. Мухоморы, как солдаты, Вдоль тропинки стали в ряд, Шляпы их круглы, богаты, Как спина ужа, блестят. Боровик — гриб над грибами — Прислонился важно к пню; Правит суд над бедняками, Просит мирно жить родню. Сыроежки да козлята Тут же спорят невпопад. В страхе рыжики, маслята,— Каждый спрятаться бы рад. Не смолкает птичье пенье, Щебет, гомон — вперебой, То вблизи, то в отдаленье, То на ветке над тобой. Мне бы взяться за работу До мозоли кровяной, Не боялась бы я поту,— Лишь бы стать селу родной! Мне бы серп вы дали, бабы, Дали б острую косу, — С нивы колос я смела бы, С трав — прозрачную росу. Дайте мне платок, родные, Белый фартук, хоть на час, — Краски я найду живые, Нарисую мигом вас! Только жалко — красок мало, Трудно будет рисовать,— Нет такой, чтоб засияла, Да и кисти не достать, Чтоб мазок был тонок, чтобы Цвет был ярок, как нигде. Взмах — и на платке лицо бы Отразилось, как в воде. Что ж, возьму я кисть простую, Из растений выжму краску, Пламень в сердце разожгу я, Кровью брызну, словно в сказке, И, с мечтой своей в согласье, Нарисую нашу Касю: Очи — небо, брови — черны, Щеки — ярки, рот-малина, Хороша ты непритворно! Нет другой такой девчины! Как нам ею не хвалиться! А головка… то ль пшеница, То ли жито колосками Золотится над плечами! Косы, косы так и вьются, Зубы белые смеются! Стан — былинки гибче тонкой, — Ну и Кася, ну девчонка! Как царевна, как богиня, Как нарцисс иль цвет виргиний, Как лилея на Дунае, Как фиалочка лесная, Расцвела в глуши убогой Наша Кася… Хоть немного, Хоть еще одну-две краски — Написала б без опаски! Под рукой холстинка мнется, Помазок на части рвется, Невтерпеж в такое лето Мне писать… Пойду по свету, Может, краски разыщу я, У артиста кисть стяну я, Вот тогда и быть победе — Нарисую всех соседей! 1902 или 1903 вернуться Отдел рукописей Центральной библиотеки Академии наук Литовской ССР, Фонд VBF, дело 405. |