Об этом дне генерал Врангель пишет так: «Переночевав в станице Урупской (в Безскорбной, Ф.Е.) я, на рассвете, верхом, в сопровождении начальника штаба дивизии полковника Соколовского* и нескольких ординарцев, выехал к станице Успенской (к селу, а не к станице Успенской, Ф.Е.). Навстречу нам попадались длинные вереницы пленных, лазаретные линейки с ранеными, тянулся под конвоем казаков захваченный неприятельский обоз. Мы подошли к станице (к селу, Ф.Е.) Успенскому, когда на улицах станицы (села) еще шел бой. Отдельные кучки противника, засев в домах, оказывали еще сопротивление.

L

Разбитый противник, переправившись через Кубань, бежал частью вдоль линии железной дороги прямо на Ставрополь, частью двинулся через ст. Убеженскую, вниз по течению Кубани, на Армавир, выходя, таким образом, в тыл частям 1-й пехотной дивизии генерала Казановича. Город Армавир прикрывался лишь слабыми силами. По требованию генерала Казановича, я выделил бригаду полковника Топоркова (Запорожцы и Уманцы, Ф.Е.) для преследования угрожающей Армавиру неприятельской колонны. Бригада полковника Мурзаева (Линейцы и Черкесы, Ф.Е.) продолжала действовать на левом фланге 1-й пехотной дивизии, наступавшей вдоль линии Владикавказской железной дороги, по направлению на станицу Невинномысскую. Сам я, с Корниловцами и Екатеринодарцами, оставался в селе Успенском. Накануне части захватили значительное число пленных и большую военную добычу. Необходимо было все это разобрать и привести в известность» (Белое Дело, т. 5, стр. 85).

В село Успенское генерал Врангель прибыл к вечеру 22 октября. На улицах села боя не было. Как-то не было даже и «живой связи» между ближайшими участками наступающих войск. При нас бронепоезд 1 -й пехотной дивизии прошел село Успенское, направляясь к станции Овечка. Туда же были двинуты 1-й Линейный и Черкесский полки под начальством полковника Мурзаева. Бригада полковника Топоркова действовала в направлении на станцию Коноково, т. е. левее бригады полковника Науменко. Мы тогда не знали, что Таманская красная армия, отступая на нашем фронте, прорвала фронт белых и заняла Ставрополь.

О боевой обстановке этих дней генерал Деникин пишет в своих «Очерках Русской смуты»: «18 октября генерал Покровский, после упорного боя, овладел станицей и станцией Невинномысской. От Армавира и Урупа потянулись уже большевистские резервы в сторону Невинномысской и вступили в бой с Покровским 19 октября. Этим ослаблением Армавирской группы воспользовалась 1-я Конная дивизия. 20 октября генерал Врангель произвел перегруппировку, оставив заслон у Урупской и перебросив главные силы к Безскорбной.

21 октября, перейдя реку, он обрушился на большевистскую дивизию, разбил ее наголову и преследовал уцелевшие остатки ее в направлении села Успенского. Юго-восточнее такая же участь постигла еще два большевистских полка.

22 октября доблестная казачья дивизия, продолжая преследование, добила оставшиеся части противника и захватила станцию Овечка, куда вскоре подошла пехота генерала Казановича с бронепоездом.

За эти два дня Кубанцы Врангеля взяли около 2 тысяч пленных, 19 пулеметов, огромные обозы» (т. 3, стр. 232).

Очерк этих дней под пером генерала Деникина более объективен и очень широко и правильно освещает события и факты. Указанные им «около 2 тысяч пленных» близки к действительности. Генерал Врангель, на стр. 84, пишет: «мы взяли более 3 тысяч пленных, огромное число пулеметов (одна лишь 1-я сотня Корниловского полка захватила 23)».

Некоторые строевые начальники, в своих донесениях, любили сгущать краски и обязательно в свою пользу. О 23 пулеметах, захваченных 1-й сотней сотника Полякова, у меня вышло со свЪим командиром полка, полковником Баби-евым, расхождение. 1-я сотня, находясь на правом фланге полка, у самого села Успенское, бросилась в преследование за красным обозом, захватила несколько подвод и на них обнаружила 21 пулемет, запасных. В донесении, конечно, так и надо было написать. Сотник Поляков, дельный, храбрый, но скромный офицер — он не считал это подвигом, а считал, что захватил подводы с ценным боевым имуществом и только. В душе и сам Бабиев считал так же, но тогда было время упоительных побед, полковой и боевой личной славы, поэтому как были захвачены пулеметы, — Бабиев не указал. Так это и вошло в историю. Но должен подчеркнуть, что только здесь полки обогатились боевыми патронами и пулеметами. Тогда 15-20 патронов у казака считалось богатством. В походе казак, уввдев на дороге патрон, спешит первым схватить его, как ценную находку. Теперь же у казаков полные патронташи, патроны в торбах, в сумах. Некоторые казаки опоясались даже пулеметными лентами. Начальник полковой пулеметной команды прапорщик Костик Дзюба заменил свои истрепанные пулеметы новыми и увеличил число их. Наш полк особенно ликовал от этого. Вечером этого дня с офицерами 1-го Екатерино-дарского полка вышла маленькая пирушка.

Мы ликовали еще потому, что вся левобережная наша Кубань была полностью очищена от красных. Под их властью оставалось лишь несколько станиц Кубанского полкового округа, находящихся около Ставрополя. К этому времени, как потом мы узнали, Донская казачья армия полностью очистила от красных войск свою войсковую территорию. Что делалось в Терском Войске, мы абсолютно ничего не знали.

На 23 октября нашей бригаде дана дневка в селе Успенском. С утра был выслан взвод казаков под командой поручика Пухальского на правый берег Кубани, для обнаружения противника. К обеду пришло от него донесение, что он занял станицу Николаевскую без боя, и мост через Кубань не разрушен.

От Добровольческой пехоты генерала Казановича, со станции Овечка, в наш полк, для связи, прибыл офицер, девушка-прапорщик. Во всем новеньком защитном обмундировании, в блестящих золотых погонах, очень юная и миловидная барышня — она отчетливо отрапортовала Бабиеву и доложила об успешном продвижении их частей вперед. Нам было неловко от ее отчетливого рапорта; мы встали, но не как перед «офицером с рапортом», а как перед женщиной, «перед дамой». Смутилась и она, покраснела в лице перед двумя молодыми и холостыми офицерами. И, получив «сводку», — немедленно же выехала в свою часть.

Странный случай. Под станицей Убеженской

На стр. 85 генерал Врангель пишет: «Накануне (т. е. 21 октября, под ст. Безскорбной, Ф.Е.) части захватили значительное число пленных и большую военную добычу... При моей дивизии имелись кадры пластунского батальона, сформированного когда-то из безлошадных казаков и добровольцев. Я решил сделать опыт укомплектования пластунов захваченными нами пленными. Выделив из их среды весь начальствующий элемент, вплоть до отделенных командиров, в числе 370 человек, я приказал их тут же расстрелять. Затем, объявив остальным, что и они достойны были бы этой участи, но что ответственность я возлагаю на тех, кто вел их против своей родины, что я хочу дать им возможность загладить свой грех и доказать, что они верные сыны отечества. Тут же раздав им оружие, я поставил их в ряды пластунского батальона, переименовав последний в 1-й стрелковый полк, командиром которого назначил полковника Чичинадзе, а помощником его полковника князя Черкесова».

Генерал Врангель не указывает, где произошел расстрел 370 пленных. Но его слова «накануне захваченных» ясно говорят, что дело происходило в станице Безскорбной и формирование происходило из тех пленных, которых захватила бригада полковника Науменко и которые, в своей массе, состояли из лабинских казаков и иногородних. О формировании мы тогда знали, но о расстреле всех начальствующих лиц до отделенного командира — ничего не слышали. Это и есть «странный случай», чтобы не сказать больше, так как процент расстрелянных был слишком велик.

24 октября корниловцы и екатеринодарцы выступили на правый берег Кубани. Впереди шел Корниловский полк. Перейдя по мосту Кубань и потом железнодорожное полотно Армавир—Ставрополь, полки повернули на север, оставив станицу Николаевскую в стороне, не заходя в нее.