Странное тогда было мышление: мне было жаль бинокль, который с одним глазком —- был уже негоден. К тому же это был «пятикратный бинокль системы Цейса», который мы все получали при производстве в офицеры мирного времени и бесплатно, как «дар царя» — так и говорилось тогда. В гражданскую его уже нельзя было достать, купить — как редкостную вещь.

— Замечательное ранение, — сказал мне Бабиев тогда, улыбаясь. — Храните этот бинокль, как память, — добавил он.

Как негодная вещь — бинокль висел в нашем доме на стене, в зале. Когда я оставил с 1-м Лабинским полком свою станицу в феврале 1920 г., и красная конница влетела в станицу, глава ее ворвался в наш дом.

— Где Ваши сыновья? — крикнул он нашей матери.

— Ушли в поход, — просто ответила она.

— A-а!.. Военный бинокль! Забыли они его? — зло продолжил он.

— Да он негоден... он разбит пулей, — так же просто ответила мать.

— Это военный предмет... военная добыча, — поясняет он матери, и тут же сам снял его со стены и взял себе. Маленькая, но интересная история.

...Наш бой принял нудную форму. Полком мы были бессильны атаковать село, а наша дивизия не подходила. С темнотой красные отошли на восток, оставив село Кон-стантиновское, куда Корниловский полк и вошел без боя. К ночи в него вошла и 1-я Конная дивизия.

В этом бою был ранен прапорщик Александр Тюнин и эвакуирован. Я, контуженный в глаз, остался в строю. Под командиром 3-й сотни хорунжим Литвиненко Илларионом — убита лошадь. Потери в казаках и лошадях были, как всегда, более заметные.

11 ноября, с легким боем, 1-я Конная дивизия заняла село Донская Балка, а 2-я Кубанская дивизия полковника Ула-гая — село Петровское. Но ненадолго.

Об этих двух днях генерал Врангель пишет так: «10 ноября части корпуса одновременно овладели — 1-я Конная селом Константиновским, а 2-я Кубанская — селом Благодатным. В обоих пунктах красные оказали отчаянное сопротивление, но остановить наше победное шествие уже не могли.

11 ноября, после ожесточенного боя, корпус овладел селом Петровским, конечной станцией железной дороги. Здесь вновь мы захватили пленных, пулеметы и одно орудие. К корпусу присоединились, наконец, Линейцы. Черкесы же остались при дивизии генерала Казановича» (стр. 92).

Нс все это было гораздо проще и скромнее, чем сказано здесь.

ТЕТРАДЬ ШЕСТАЯ Донская Балка

Утром 12 ноября в полк вернулся полковник Бабиев и вступил в командование. Подъесаул Сменов выехал в свою

6-ю сотню. С утра вся 1 -я Конная дивизия, разными дорогами, поднялась на довольно высокое плато, вернее, на восточный берег широчайшей Калаусской долины, продвинулась версты на две-три и была встречена залегшей красной пехотой. Спешившись — полки вступили в бой. Дивизией командовал полковник Топорков.

Вдруг пронесся слух, что красные напали на село Кон-етантиновское, в котором дивизия ночевала вчера и которое находится от нас, от села Донская Балка, в 15 верстах на запад, т. е. находится в нашем далеком тылу — будто налетел красный эскадрон и захватил в плен весь наш штаб корпуса и самого генерала Врангеля. Это было настолько невероятно, что даже и не верилось. Но когда полковник Топорков немедленно же бросил туда 1 -й Запорожский полк, мы поняли, — что-то случилось. А что именно случилось, — послушаем самого генерала Врангеля.

«На рассвете мы были разбужены шедшей в селении (Константиновском) перестрелкой. По-видимому, предупрежденные кем-либо .из местных жителей-болыиевиков, красные, воспользовавшись выдвинутым положением корпуса, выслали отряд для нападения на наш тыл. Около 2 рот пехоты, посаженные на повозки, при 2 орудиях, прошли ночью от села Спицевки к Константиновке и, сбив наши посты, подошли к самой деревне. Около взвода красных ворвалось в самую деревню, произведя сильный переполох. В прикрытии обоза находилась полусотня, около тридцати казаков; столько же почти было у меня в конвое. О сопротивлении думать не приходилось. Будь красные решительнее, они могли захватить нас всех. Однако большевики действовали вяло, обстреливали село, но атаковать нас не решались. К тому же обозы, имея приказание с рассветом переходить в Петровское, были уже запряжены, люди не спали и паники особой не было. Мы успели кое-как одеться, поседлать коней и выскочить из села. Однако обоз 2 полков и наша летучка были захвачены противником. Доктор успел бежать, но сестра попала в плен. Красные захватили было и нашу радиостанцию, но начальник артиллерии генерал Беляев, едва сам успевший выскочить в одной рубахе из дому, собрав вокруг себя несколько десятков артиллеристов и обозных казаков, радиостанцию отбил.

К полковнику Топоркову, части которого занимали ряд хуторов к югу от Петровского, прискакало несколько вырвавшихся из Константиновки обозных казаков и сообщили ему, что я, со всем своим штабом, захвачен в плен. Полковник Топорков спешно выслал в Константиновку Запорожцев, при приближении которых красные, бросив Константиновку, отошли, уведя наших пленных и разграбив захваченный обоз. Большинство наших вещей пропало, в том числе и ряд моих документов.

Между тем в районе села Петровского противник с рассветом перешел в наступление. Части полковника Улагая держались, но положение его было тяжелое, главным образом ввиду недостатка патронов. Я поехал к нему и, подъезжая к Петровскому, нагнал казака с приказанием от генерала Чайковского, заменившего временно командовавшего отдельной бригадой генерала Чекотовского. Чайковский писал Улагаю о том, что «командир корпуса со штабом попал в плен; что он, генерал Чайковский, как старший, вступает в командование корпусом и приказывает немедленно начать отход».

Расписавшись в прочтении, я тут же, на приказании, написал: «в плен не попадал, приказываю наступать» — и отправил казака обратно» (Белое Дело, т. 5, стр. 93).

Затянулся нудный пеший бой. Уже вечерело. Бабиев послал меня на левый (северный) фланг полка, узнать — что там?

Широкой рысью иду по скошенному подсолнечному полю. Левее меня, по отходящей диагонали, шагом движется полковник Топорков с десятком ординарцев, направляясь в тыл. Хотя он идет навстречу мне, но меж нами такое расстояние, что «чести» можно не отдавать. Да он и не смотрел в мою сторону. Вдруг я слышу его тонкий, слегка визгливый голос:

— Полковник Бабиев! — и тут же следует взмах руки, дескать, — езжайте сюда. Так как я не есть полковник Бабиев, то и двигаюсь дальше.

— Полковник Бабиев! Езжайте сюда! — громче и уже сердито выкрикнул он.

Я понял, что по костюму и посадке в седле — он принял меня за Бабиева. Легким наметом, рассекая бурьян грудью своего молодецкого коня, приближаюсь к нему, беру руку под козырек и спрашиваю:

— Чего изволите, господин полковник?

— A-а!.. Это Вы?! А я Вас спутал с полковником Бабие-вым, — говорит он и, к моему удивлению, произносит эти слова ласково и тихо. Мне стало стыдно, что и я считал его не особенно любезным.

Пули щелкают и здесь. Кто-то вскрикнул позади: это был ранен один из его ординарцев. Расспросив спокойно о позициях Корниловского полка, — отпустил.

Рысью иду к маленькому пологому курганчику, на котором залегли несколько казаков. Красные перенесли свой огонь на двух всадников. Я был с вестовым. Так неприятно идти навстречу обстрелу. Подсолнечники срублены высоко, до колен лошади. Они высохшие, твердые, иглообразные кверху. Перейти в намет (галоп) — можно сильно поранить ноги коня в его прыжках, предполагаю я. Огонь красных усилился. Перехожу в намет. Казаки на курганчи-ке зашевелились. Среди них узнаю командира 1-й сотни сотника Полякова. Рукой даю ему знать, чтобы он не поднимался с докладом. Под огнем не выдерживаю и бросаю коня в широкий намет, чтобы проскочить это смертоносное пространство и, подскочив к курганчику, сбрасываюсь с седла. В это время на самом курганчике приподнялся Поляков и, вскрикнув от боли, упал. Казаки быстро снесли его вниз. Он стонет и указывает на живот.