Ансамбль играл почти без перерывов.

Пухленькая, но очень энергичная невеста, прямо светящаяся счастьем, периодически вытаскивала жениха из — за стола танцевать, задавая тон гостям и тем самым мешая всем сильно напиться.

— Эти глаза напротив, калейдоскоп огней! — подпевала солисту раскрасневшаяся Лиза.

Кто — то незнакомый подхватил Лизу и закружил её в вальсе. Лиза старательно перебирала ногами в такт музыке и ошалело искала глазами своего, так не вовремя вышедшего покурить мужа.

— Я Денис, а тебя как зовут, принцесса? — клеился к Лизе её партнёр по вальсу, в пьяном угаре похотливо скользя рукой по её спине и довольно улыбаясь.

Лиза уже сомневалась, что этот танец закончится для Дениса благополучно. Её муж был ещё тем ревнивцем.

Появившийся в зале Роман, разбил танцующую пару и дальше Лиза танцевала только с мужем. Её это устраивало. Ведь пьяных гостей становилось всё больше и не все они вели себя прилично.

Лизе было безумно весело. Её Ромашка был рядом и она счастливо улыбалась.

А потом ей сообщили, что её Верочку со страшными ожогами увезли в областную больницу. И она побежала в сторону вокзала. Бежать на высоких каблуках было неудобно и Лиза сбросила туфли.

Умирала Верочка в сознании.

Лиза была с ней. Ей очень хотелось, что бы неимоверные страдания, выпавшие на долю шестилетнего ребёнка, скорее прекратились. И в то же время она не могла себе представить, что её дочери с ней больше не будет никогда.

— Ангелочек ты мой маленький! Как же так всё получилось? Ведь вроде ничто не предвещало беды! Господи, за что же ты нас так? — Лизе показалось, что она тоже умирает, но это был всего лишь обморок.

Дед Сальников замолчал. Нелепая улыбка замерла на его губах, а по его старческой небритой щеке скатилась скупая слеза. Бабка молча смотрела в тёмное окно.

Труханов пригляделся к розе и заметил ещё два слегка набухших бутона. Ему было не по себе.

— Надо бы получше посмотреть цветы, которые с лёгкой руки Елены Юрьевны, множились в их кабинете. Нет ли у них такого чудовища? — подумал Евгений и ему стало немного стыдно за себя. — Нервы сдают!

Труханов ехал в Москву. В посёлке ему делать было больше нечего. Здесь он опоздал.

Дело о доведении до самоубийства Дмитрия Антоновича Темникова можно было закрывать в связи со смертью главной подозреваемой Поздняковой Верой.

Труханов возвращался домой с надеждой уйти на больничный и вылечиться от надоевшего гриппа. Вряд ли будет очень здорово, если у него начнётся осложнение.

Недалеко от съезда со МКАДа дорогу оперативной машине преградила чёрная «BENTLI» с тремя девятками в номере. За ней остановились внушительный «LANDROVER».

Тонированное боковое стекло легковушки опустилось и голос знакомого авторитета, вроде как, из чистого любопытства спросил: — Начальник, какие подвижки по делу Темникова?

— А что, сильно задеты ваши интересы? — спросил Труханов открыв дверь, но не выходя из машины.

— Да, нет, скорее инсинуации, равнодушно ответили из «BENTLI».

По своей работе Евгений знал, насколько искренними могут выглядеть отпетые лгуны.

— Дело закрыто в связи со смертью главного подозреваемого, — выдавил из себя Труханов, каким — то чужим голосом.

Он совсем не обязан был обсуждать этот вопрос с криминалом.

— Правда? — В тоне авторитета проскользнули нотки сомнения, или насмешки. — Ты сейчас говоришь правду или озвучиваешь версию удобную твоему начальству?

— Я всегда говорю правду, стараюсь по крайней мере. — Меньше всего на свете Труханову сейчас хотелось спорить.

— И кто же этот подозреваемый, если не секрет? — нагло докапывался авторитет.

— Его любовница. В её действиях был усмотрен состав преступления.

Евгению показалось, что он краснеет, будто это он подложил Веру под Темникова, а теперь его схватили за ухо.

— И что больше никакой движухи по делу не намечается?

Евгений заподозрил, что результат расследования Авторитета не устраивал и претензии к расследованию дела у него ещё есть.

— Я передаю дело в Прокуратуру, а дальше это их работа, — развить успех Труханову помешал неожиданный выпад его противника, грозивший нокаутом.

— А, если тебе начальство прикажет, сможешь что — то другое предъявить? — Авторитет нападал.

— Я расследую, а предъявлять — это не моя работа, — Евгений чувствовал, что он плохо держит оборону.

— Да, куда ты денешься, когда разденешься! — голос Авторитета стал противно сиплым. Он выкинул окурок и смачно сплюнул через опущенное стекло машины.

У Труханова гневно вспыхнули щёки, но смолчал и лишь заскрежетал зубами.

Со стороны они сейчас напоминали двух котов, равных по силе, не желавших опускаться до разборок, но не собиравшихся упустить ни сантиметра своей территории.

— Ты зла не держи, майор. Я, не сомневаюсь, что ты можешь справиться с любым противником, а тут оказывается просто излишние хлопоты! — издеваться авторитет, но интонации его голоса потускнели. Но он вовсе не собирался отступать. Просто понял, что легче договориться с кем — то на верху, чем с этим тормозом.

— Это только со стороны каждому кажется, что он натура неординарная и, что его жизнь такая таинственная, а в основном мы все весьма достаточно предсказуемы, как сказал мне один психотерапевт, — заверил Евгений своего не слишком приятного собеседника.

Подвозивший Труханова инспектор Баранов, молчал, видимо не врубаясь в ситуацию. А может просто соблюдал пресловутую субординацию?

— Ну, считай, что сегодня ты не обосрался, но оно не за горами, — согласился голос из солидной иномарки. — Хотя, тебе действительно виднее.

Авторитет на несколько секунд умолк, пережёвывая полученную информацию, и возможно уверовал в правоту Труханова.

— И всё — таки бытовуха, — разочарованно протянул он. — Как всё же банальна жизнь! Скука смертная!

Немного помолчав, он кивнул своему шофёру: — Поехали!

На этой минорной ноте сильно затонированное стекло машины поднялось и «BENTLI» медленно проплыла мимо. За ней синхронно проследовала машина с охраной.

— Какие же классные водилы на него работают, — вслух подумал Труханов, нарочно задев самолюбие Баранова.

До сих пор Евгению удавалось избегать в своей работе давления криминальных структур. Может ему просто везло и ему попадались достаточно нейтральные дела? По своей природе Труханов не был меркантильным, потому за столько лет работы в правоохранительных органах ему удавалось оставаться честным человеком.

В своё время Катя не двусмысленно высказывалась по поводу того, что живёт она на свете лишь один раз и, конечно, ей хочется счастливой и красивой жизни. К тому же она ни какая — то там дурнушка, чтобы безнадёжно прозябать!

— Когда проданному в рабство Диогену представился случай попросить у, восхищённого его умом, Александра Македонского всё, что он захочет, он ответил: — Единственное, что я у тебя попрошу — отойти немного в сторонку, а то ты загородил мне солнце, — ответил ей тогда Евгений, поминая, что этим её не убедить.

— Ну и дурак был этот твой Диоген! — не без яду сказала Катя и долго дулась потом.

Евгений тогда вспыхнул, но сдержался и стойко отмолчался. Он был рад тому, что мать поддержала его позицию. Она испытывающе посмотрела на сноху и покачала головой. Больше того, мать не переставала гордиться своим сыном!

Но он знал, что для некоторых его сослуживцев словосочетание «честный мент» ассоциировалось с понятием — лох.

Ладонью Труханов стёр со лба испарину, облегчённо вздохнул, закрыл дверь машины и закурил. Он почувствовал, что от этого общения сильно устал.

Образовавшаяся за время их разговора небольшая пробка машин, аккуратно объезжая мешавшую движению оперативную машину, потихоньку рассосалась.

В тот вечер, когда пропала Вера, Тимур намеревался сводить её в ресторан. Это должно было доказать Вере высоту его чувств к ней. Но оказалось, что не судьба. И сейчас он пошёл туда один — в ресторан «Седьмое небо» в Останкинской телебашне.