Ремонт он не любил. Уж слишком он своими неудобствами напоминал стихийные бедствия.
— Не то чтоб старые рамы сильно продувает, но газета по подоконнику реально летает! Разогнать меня некому! Была бы жена, — размечтался Евгений и тут же одёрнул себя: — Так стоп! Одна жена уже была! Периодически выносила мне мозг и учила стоять по стойке смирно! Командовать я и сам могу — Встать!
Не пересолив как обычно яичницу и почувствовав себя богом, Труханов решился выйти на улицу. Да и время уже подпирало.
Гидрометцентр не обманул: минус тридцать, да ещё с ветром и машина подло не желает заводиться — замёрзла.
Недовольно пофырчав, она всё же нехотя заработала и по плану оперативно розыскных мероприятий Труханов ехал к старому другу Темникова — как тот сам обозначил себя по телефону.
Девять часов утра. Затянувшийся час пик. «Toyota» Труханова скорее толкалась, чем ехала в морозных клубах выхлопов двустороннего уличного движения и взвинченных до предела нервов водителей многочисленного личного и общественного транспорта.
Вырулив, не доезжая лежачего полицейского, охранявшего пешеходный переход возле школы, Евгений надеялся проехать дворами, но неожиданно натолкнулся на милицейское оцепление.
Как — то так припарковавшись, он пошёл поздороваться с коллегами.
На ограждённом участке дороги, возле джипа в окровавленном снегу лежал труп мужчины. Вокруг работали опера.
— Свежак! Только что бегал, — оглянувшись на труп, поделился впечатлением знакомый опер, здороваясь с Трухановым за руку. — Огнестрел и похоже, что — очередной висяк.
Предприниматель. Скорее бедненький, даже без охраны ездил. Сына в школу подвёз из — за сильного мороза. Обычно парень сам добирался. А тут, как ждали! И нашли где! Прямо возле школы автоматной очередью полосонули.
А он вместо того, чтобы побыстрее уехать, из машины выскочил. Может за сына испугался? А потом, похоже, за машину хотел спрятаться, но не успел. Снайпер опытный оказался, ребят не задел! Они поначалу даже ничего не поняли. Свидетелей хоть отбавляй, но им по семь — восемь лет, — майор кивнул в сторону стайки притихших ребят, с округлёнными от страха глазами.
Вдоль ограждения уже собралась немалая толпа, желающих поглазеть. И даже мороз их не брал!
— Старшеклассники обычно подтягиваются позже. А эти вот рассказывают, что страшный дядька в маске стрелял из автомата и убежал во дворы.
А они здесь проходные. Ищи теперь!
— Здорово, — смешно, по — медвежьи переваливаясь, к Труханову подошёл старший опер из «убойного». Евгений знал, что он крышует в своём районе палёный алкоголь. Но его почему — то до сих пор не закрыли. Может быть в нём как — то было заинтересованно высшее начальство?
Он первым, слишком подобострастно протянул Евгению руку.
Труханов поздоровался с ним довольно сухо и подчёркнуто отстранился подальше.
Опер выглядел озабоченным и не заметил холодного приветствия Труханова. Возможно, и здесь пострадали его интересы и теперь он отчаянно ломал голову над тем, как устранить возникшие неудобства?
— Мне бы ваши проблемы, — вздохнул Труханов, — Тут хоть какая — то картина вырисовывается. Не захотел платить крыше, или мешал конкурентам. Возможно, его даже предупреждали, возможно, что и по телефону. И можно получить распечатку звонков. Опять же оружие.
Сигналя, к месту происшествия подъехала ещё одна милицейская машина.
— Вот и начальство пожаловало!
Решив лишний раз не светиться, он дал газ и заспешил по своему делу на Новокузнецкую улицу.
Дверь нужной Труханову квартиры открыла высокая и очень худая молодая женщина, словно всем своим видом извинявшаяся за то, что вынуждена занимать некоторое жизненное пространство. Глянув на его служебное удостоверение, проводила Евгения в душный кабинет, больше напоминавший средних размеров библиотеку, обставленную старинной, громоздкой мебелью.
— Это было грубейшей ошибкой следствия, до сих пор не поговорить с человеком, который лучше всех знал покойного!
Корнелий Иванович, высокий седой человек, чудно торчавший из объёмного, тёплого пуловера, вежливо приподнялся навстречу Труханову и властным жестом руки пригласил Евгения сесть в кресло напротив. Забытый всеми и уставший от одиночества он наверно был рад каждому новому лицу и возможности поговорить хоть ни о чём. И уж конечно сильно соскучился по случаю быть полезным.
Хотя в его тоне и проскальзывала непринуждённая вежливость опытного дипломата, сами его высказывания Евгения немало озадачили.
Корнелий Иванович поудобнее устроился в своём старом кресле, отдалённо напоминавшем трон, и с удовольствием пустился в воспоминания, по — началу обнадёжив ожидания Труханова.
— Да, Митька был моим другом, — не без гордости начал он своё повествование. — Мы с ним подружились почти сразу, как только он перебрался в Москву из своего «Мухосранска». Тогда мы были, как сейчас принято говорить, номенклатурными работниками, работали вместе и дружили семьями. Моя жена — Аннушка покойница хорошей хозяюшкой была. Гостей у нас всегда собиралось полный дом. И Темниковы никогда не отказывались от приглашения.
Митьке быстро удалось сделать головокружительную карьеру. Очень он вёртким оказался, да и тесть ему помог. Он у него тогда партийной шишкой был.
Постучавшись, в кабинет заглянула всё та же молодая женщина, как оказалось дочь Корнелия Ивановича.
— Чаю хотите? — спросила она.
— Спасибо, не надо, — отказался Евгений.
По складу характера он и так стеснялся есть в чужом доме, а тут ещё, как ему показалось, и предложили с неудовольствием.
Дочка пожала плечом и вышла, а Корнелий Иванович постарался восстановить ход своих мыслей.
— Потом, когда всё рухнуло в один миг, некоторые растерялись и даже пропали. Кто — то, наоборот, в гору пошёл. А Митька тогда подался в бизнес.
Многим он тогда насолил, у многих коварно вырвал кусок из горла. Как говориться: «По дороге позабыли: кто украл, а кто украден? И одна попона пыли на коне и конокраде!» Он был не только хватким, но и настоящим хапугой.
Кое — кто тогда зло на Митьку затаил! И их можно понять! Трудные времена были.
Некоторые из них сейчас сидят высоко. Если бы их как следует тряхнуть, то много интересного посыпалось бы!
Корнелий Иванович, бывший работник аппарата, был из тех, кто никак не мог забыть, что когда — то был честью, умом и совестью своей эпохи. С комсомольским светом в глазах, вся жизнь которого наверняка прошла под лозунгом: бороться и искать, найти и толкнуть дороже!
Но, похоже, что он так, ничего и не нашёл!
— Я вот тут небольшую схемочку набросал, с фамилиями, — всё больше распалялся Корнелий Иванович.
Теперь его глаза светились нездоровым блеском. Сейчас, по — видимому, был готов прорваться его давнишний нарыв.
— Это бомба информационная. Если она взорвётся, то много голов полетит! Ты, майор, займись, копни глубже, а я на твоё начальство попробую нажать, что б тебе поспособствовали. А я порадуюсь, хотя мои потрёпанные нервы стоят дороже! Тут главное — начать действовать, а остальное приложится!
То, что с Митькой расправились, очевидно! И искать тебе надо того, кто с Митькиной смерти больше всего поимел! — Корнелий Иванович заученным жестом бывшего комсомольского вожака нервно поправил скудные остатки, когда — то завидной, шевелюры.
Так вовремя вошедшая высокая молодая женщина, словно она всё время подслушивала под дверью кабинета, держала в руках стопку с валерьянкой.
— Папа, тебе нельзя так волноваться! — взволнованно сказала она Корнелию Ивановичу, многозначительно посмотрев на Труханова.
Тот, поняв, что больше ничего интересного ему тут не скажут, поспешил проститься и поехал в отдел.
— Ты, майор, вдумчиво отнесись к моей информации! Мы с тобой ещё повоюем! — вспоминал Труханов слова Корнелия Ивановича, идя в свой кабинет, по длинным коридорам Петровки.
30
После обеда, принятого в, случайно подвернувшемся под руку, небольшом кафе, Труханов решил ещё раз побеседовать за жизнь с Люсей — домработницей Темниковых.