Однажды Коко Шанель сказала, что женщина должна одеваться так, что бы мужчине хотелось её раздеть. Но Лиля видимо её не слышала. Или сомневалась в сказанном по своей женской недоверчивости. И в Лилином случае мужчинам раздеванием можно было и не заморачиваться.

— Хотя в её возрасте всё ещё может быть поправимо, — подумала Вера, вдруг ощутив, что сама она уже прожила свою жизнь, в которой уже ничего невозможно изменить.

Сегодня Труханов был без машины, потому, что они своим дружным коллективом заранее договорились после работы отметить праздник Крещения Господнего в неплохом ресторанчике. В прорубь нырять не хотелось, а настроение отметить — было.

Да и Елене Юрьевне необходимо было развеяться. А Алексей решил с русским размахом нарезаться в лоскуты и заранее попросил Труханова доставить его домой целым и по возможности невредимым.

Труханов с Алексеем подсадили в троллейбус Елену Юрьевну и, подпихиваемые напиравшими пассажирами, зашли следом. Медленно набирая скорость на скользкой дороге, троллейбус покатил по маршруту.

Сквозь троллейбусное окно Труханов видел, оставшуюся на остановке молодую, рыжеволосую женщину, сильно пьяную и вроде бы похожую на Лилю. Но возможно, он обознался. Женщина сидела, прислонившись к стенке остановки, чудно скосолапив непослушные ноги. С ней разговаривал довольно обшарпанный тип. Крупные хлопья снега скрывали их от немногочисленных, спешивших мимо прохожих.

У Труханова защемило сердце, словно он заглянул в свою замочную скважину. Он отчётливо вспомнил, как в ту зиму, когда он ещё не был женат, они с Катей стояли на этой остановке, отгораживаемые от окружающих снежными хлопьями, не в силах оторваться друг от друга. Совсем ненужные им тогда троллейбусы приходили и уходили, а они всё стояли, согревая друг друга от ветра и холода и им было очень хорошо. Ведь было же хорошо!?

Неуместные воспоминания подкатили слишком близко, но Труханов постарался закопать их как можно глубже. Как давно это было, а словно вчера. Нет, время сердечные раны не лечит. Они наверно просто переходят в хронические.

А сейчас, тщетно пытаясь застегнуть шубу, на остановке замерзала пьяная вдрызг Лиля. Как она сюда попала, она вообще, не помнила.

Из — за снежной завесы к ней подошёл замызганный мужик.

— Ты, похоже, не спешишь? Пойдём ко мне. Я здесь рядом живу, — предложил он рыжеволосой девушке.

— Но я с незнакомыми мужчинами я не сплю! — пьяно тряхнула головой Лиля. Её язык заплетался так же, как и её мозги и ноги.

— Поздравляю, — криво ухмыльнулся мужик, но уходить не спешил.

Ему импонировало, что эта дорого одетая баба была так пьяна.

Немного помолчав, Лиля вдруг включила женскую логику и представилась: — Меня Лиля зовут, а тебя как?

— Меня Антоха, — криво усмехнулся мужик.

— Ну вот, теперь мы знакомы. Можно идти, — Лиля уцепилась за рукав Антохи и повисла на нём. — Или ты не рад? — она привычно попыталась кокетничать.

— Так рад, что боюсь заранее свою радость расплескать, — уверил Антоха, пытаясь поставить вертикально уже совсем никакую Лилю.

И та, не сумев осмыслить происходящее, встала с лавки.

— Ты пить будешь? — осведомился он у Лили.

— Ну, если пива!

— Какого? — не отставал Антоха, словно не понимая, как трудно сейчас было Лиле что — либо осмысливать.

— Любого. Всё равно, — рубанула рукой Лиля.

Ей сейчас действительно на всё было плевать.

— Как мне с тобой повезло! Ты, видать, не прихотливая, как верблюд, — расхохотался Антоха. — А деньги на пиво у тебя есть?

Он порылся в Лилиной сумочке и вернул её обратно.

— А вы чего уши греете? — прикрикнул он на двух, смотревших на него пацанов, которым было очень странно и любопытно наблюдать за дорогущей пьяной тёткой и её замызганным кавалером.

Лиля пошла с незнакомым Антохой сквозь снежную стену, выписывая странные вензеля пьяными ногами и задевая прохожих сильно размахиваемой ею сумкой.

— Молодая, с чувственным оскалом, ты со мной не нежен и не груб. Я не помню скольких я ласкала? Сколько было гадких рук и губ… — громко декламировала Лиля, перевирая на ходу стихи Есенина и попутно привлекая внимание прохожих.

— А, я и не думал, что ты такая разносторонняя, — сделал ей комплимент Антоха.

— Ты не прав — я равнобедренная! — расхохоталась Лиля, совсем не понимая остроты ситуации.

Потеряв своего единственного, пусть и двоюродного брата, Люся сломалась. Больше у неё не осталось никого из близких.

Семья Ильи? С его семьёй она почему — то никогда раньше не общалась? Конечно, в годы её работы у Темниковых, свободного времени у неё было не так уж много.

Нет не надо себе врать! Просто ей никогда не нравилась болтливая и немного безалаберная Илюхина жена, которая, как казалось Люсе, совсем не любила Илью. Зачем тогда вышла за него замуж? Наверно москвичи её уже прознали и замуж не звали. Пришлось ловить деревенского.

Игорёк тоже был под стать мамаше: Илье больше приходилось за сына краснеть, чем радоваться за него. Были даже приводы в милицию.

Люся и раньше не хотела соваться в их семейные дела, а теперь они стали ей совсем чужие.

Теперь подолгу, как потерянная, Люся бродила по огромной квартире Темниковых, осиротевшей без хозяев и ставшей чужой и ей, забывая, зачем она пришла именно сюда. Переходя из комнаты в комнату, она вдруг ощутила — до какой степени стала пустой её жизнь.

Потом снова и снова, прислонившись лбом к холодному стеклу, она смотрела в окно, выходящее во двор, будто ждала кого — то. Но никто не шёл. Не приходила даже Лариса и телефон её был отключен.

— Может телефон разрядился, а Лара этого и не заметила? — успокаивала она себя. — Лариса последнее время была как не в себе.

Затем она пошла искать кошку. Люся расспросила соседей и консьержа, несколько раз прошла вокруг дома и по соседским дворам, но Мэрилин, как сквозь землю провалилась.

И Люся, устав от гнетущего состояния, быстро собрала свои вещи, взяла оставленный ей ещё при жизни Тамарой Кузьминичной конверт с, прощупываемым в нём чем — то твёрдым, сдала квартиру на пульт охраны, закрыла дверь на все замки и, облегчённо вздохнув, повезла ключи Лаврищевым.

Пожилой сосед Темниковых заводил во дворе свою машину. Решительно не принимая отказа и отговорок, он с шиком подвёз Люсю до нужного ей дома с видом на Кремль.

Люся приняла от него свою сумку и хотела было ему заплатить за подвоз, но тот ничего с неё не взял, отрицательно помотав седой головой.

Дверь квартиры Лаврищевых ей открыла их домработница — представительная, симпатичная для своих лет женщина в строгом, тёмном костюме. Она изумлённо глянула на Люсю, пропустила её немного вперёд и закрыла за ней дверь.

Узнав, что Люся принесла ключи, в тонком брючном костюме, словно сиреневое облако с огромными золотыми серьгами и такими же браслетами, в прихожую спустилась сама Людмила Григорьевна. Вместе с ней спустился нежный запах дорогих духов и сгусток негативной энергии, будто выжигавший мозг.

Взглянув на её броский макияж, напоминающий японскую маску, Люся вдруг подумала, что она никогда не видела настоящего лица Людмилы Григорьевны. Лишь её большие тёмные глаза казались живыми. В них всегда можно было прочесть настроение Людмилы.

Увидев Люсю, Людмила Григорьевна удивлённо приподняла сильно обозначенную бровь и, молча, уставилась на неё.

Люся невольно сжалась под этим змеиным взглядом и почувствовала, как кровь постепенно отливает от её лица.

— Что уже всё выскоблила? — оглядела Люсю с головы до ног Людмила Григорьевна, остановившись напротив огромного, тщательно отполированного прислугой, зеркала.

— Куда съезжаешь? Или ты себе жениха с квартирой нашла? — в голосе Людмилы Григорьевны послышалась нескрываемая злая усмешка.

— А зачем мне жених с квартирой? — отрешённо спросила Люся. — У меня своё жильё есть.