— Кровища тогда из него хлестала, как из резанного поросёнка! Он испугался, заорал, схватился за ухо. Потом я бросил нож и бил его кулаками, ногами, головой. Я защищался! Но он меня всё же сильно саданул и я упал и больше ничего не помню.

— Прямо по Задорнову: не можешь жену прокормить — пропей! — невольно отметил про себя Труханов, неприязненно поглядывая на давно потерявшего человеческий облик, Позднякова, которому теперь грозил тюремный срок.

— А Веру я не видел уже давно. Это правда.

Кирилл с облегчением глубоко вздохнул и тут же почувствовал резкую боль в сердце и под левой лопаткой. Его лицо посинело. Хватая ртом воздух, он повалился со стула на пол допросной.

Вскрытие показало, что смерть Позднякова Кирилла наступила в следствии обширного сердечного инфаркта.

От резкого торможения пассажирка чуть было не ткнулась носом в лобовое стекло машины, а потом откинулась назад. Она вроде бы как очнулась и недоумённо глянула на таксиста. В её глазах не было страха. Лишь смертная тоска.

Зато испугался таксист. Возможно, его отрезвила первая встречная на этой тёмной дороге машина, на большой скорости пронёсшаяся возле самого крыла такси.

— Нет, нельзя! Слишком она дорогая. За такую запросто в асфальт закатают! — здравый смысл урезонил его намерения и он снова нажал на газ.

Такси затряслось на ледяных надолбах.

Ночная дорога снова стала пустынной и темной. Лишь несколько раз за время долгой дороги их ослепляли фары встречных машин, идущих на дальнем свете. Тогда таксист немного сбавлял скорость и чертыхался. На каком свете ехал и он сам и, мешал ли он другим, он не осознавал. Он хотел лишь как можно быстрее избавиться от смущавшей его пассажирки.

Одинокий дорожный указатель показал поворот налево.

Они въехали в посёлок. Дорога в нём была мягко сказать — отвратительная. Дальше таксист ехать не рискнул, чтобы не забуксовать, если улица плохо очищена от снега. Высадив пассажирку возле маленького круглосуточного магазина, он с трудом развернул машину и уехал в надежде успеть этой ночью ещё немного подзаработать.

А Вера пошла пешком по длинной, засыпанной снегом улице её детства, с редкими тусклыми фонарями и тёмными окнами спящих домов. На этой улице она когда — то играла с подружками — самая избалованная и упрямая, мечтая побыстрее вырасти. По ней ходила в школу, потом на танцы. По ней гуляла с Кириллом, который жил и соседнем городе и приезжал к Вере на автобусе. Они тогда ходили редко и Кирилл часто опаздывал на последний. Как следствие ему приходилось добираться домой на всех возможных попутках и даже на «Скорой помощи».

А потом он на такси перевёз Веру с вещами на свою квартиру, которая так и не стала ей родным домом!

Её, в основном бесшабашные, подруги давно выросли. Кто уехал, а кто остался. Теперь они стали строгими мамами.

У Рыбаковой Оксаны одиноко светилось окно в маленькой спальне. Наверно дочка ещё читала. Возможно уже про любовь! А ведь завтра ей в школу.

При воспоминании о школе у Веры заныло сердце. У неё их было две: в одной она училась, а в другой преподавала.

А Казаковы построились. Вон какой большой дом из белого кирпича. Два крыльца, значит, разделили на две половины. Одна Наташина, другая — Надина. Их старшая сестра Галя — красавица, словно с обложки журнала «Кино», вышла замуж за лысого дипломата и давно живёт в Америке. И теперь ходит по другим, шикарным, освещённым неоновой рекламой, улицам.

— И Верочку Дробышеву унесли вниз по этой улице! — вдруг резануло сердце Веры.

Сама она смутно припоминала те события. Помнила только, как сильно плакала, стоя у гроба своей подруги. Возможно, тогда вместе со слезами она выплакала и свою память.

И ещё тогда навзрыд плакала Верочкина мама, а кругом всё тонуло в белом вишнёвом цвету. Наверно Верочку сразу принял рай.

— А куда теперь ей? Сначала в тюрьму. Ведь из — за неё погиб Дмитрий Антонович.

Веру охватил подлинный ужас, не подвластный разуму.

— Дура! Ой, какая же я дура! — в отчаянии вскрикнула Вера и испугалась, что своим криком она могла кого — то разбудить.

Ведь детям завтра рано вставать в детский сад, или в школу, а взрослым — на работу. Только ей теперь некуда больше торопиться.

— Дура беспросветная, — повторила она теперь уже шёпотом.

Вера вдруг отчётливо почувствовала себя одинокой, раненой, загнанной волчицей из когда — то прочитанного и почему — то запомнившегося ей, стихотворения:

— Почувствовать боль и бежать от беды, — слова странным образом совпадали с ритмом её шагов.

Старый покосившийся дом занесло снегом. Именно таким: тёмным и холодным он несколько раз снился Вере. Он пустовал с тех пор, как пятнадцать лет назад умерла её мама.

Калитка осела и вмёрзла в снег. Вера прошла, утопая в снегу, чуть дальше по забору и оттолкнула несколько прогнивших досок, державшихся на честном слове. Они послушно отвалились.

С замиранием сердца Вера подошла к крыльцу. Ключ так и лежал в том месте, куда она положила его после похорон матери. Но замок заржавел и не хотел открываться. Веру чуть было не вывернуло от тошнотворного запаха мокрого, ржавого железа. Когда у неё уже лопнуло терпенье, в замке что — то щёлкнуло и дужка отошла от замка.

В промёрзшем доме было ещё холоднее, чем на улице и воняло сырым склепом. Но свет, к счастью, был.

Вера сняла шубу, привычно вычистила печку и растопила её старыми влажными газетами и несколькими плесневелыми поленьями, лежавшими за печкой. Все блага цивилизации: газ, вода прошли мимо брошенного дома.

Но ветхий, отсыревший за много нетопленных зим, дом не спешил нагреваться, и едкий дым вместо трубы поначалу повалил на кухню. Только когда Вере удалось до конца открыть вытяжку, наконец пошла тяга.

Замёрзшая Вера снова надела шубу, поставила кресло поближе к печке и просидела в нём до самого рассвета, так и не сомкнув глаз. Она бесцельно глядела на покрасневшую от жара дверцу топки. Спать ей не хотелось, хотя в теле и на душе была страшная усталость.

Утром от голода заныл желудок и пришлось идти в магазин. По дороге Вере встретились две сильно постаревшие соседки. Вежливо поздоровались, но ни о чём не спросили. Будто и так знали всё.

Сосиски, чай, хлеб и карамельки «клубника со сливками» — всё, что Вера разглядела в старом магазинчике. Раньше здесь хоть колбаса была. И ещё она помнила, что летом с одной стороны из зацементированного фундамента магазина трогательно и мужественно вырастал лопух. Вера и сейчас заглянула туда, забыв, что сейчас зима.

Потом, наскоро поев, она, как заведённая, целый день топила печку и убиралась в доме.

Водяная колонка в середине улицы сохранилась и была исправна — маленькая, но радость. К вечеру Вера помыла пол, одела просушенную мамину кофту и толстые носки и опять устало опустилась в уже обжитое кресло.

Напротив неё, нарушая с трудом наведённый ею порядок, кривилась не разобранная книжная полка.

— «Травы», «Война и мир», «Рецепты народной медицины», «Как закалялась сталь», «Как правильно дышать», — машинально читала Вера названия на обложках, аккуратно расставляла сырые книги. Её внимание привлекла немного потёртая книга Натальи Степановой «Я вам помогу».

Вера наугад открыла книжку. Книга сама открылась в полном согласии с состоянием её души. «Круг спасения — защита от обратного удара».