Ревинтер прожил достаточно долгую и насыщенную жизнь. Женщины, похожие на зеленоглазую дочь Карлотты Таррент, ему встречались. Такие идут по жизни, разрушая на пути всё. Влюбляются в них многие - мучительно, безнадежно, отчаянно.

  Увы, парадокс, но правда: вся красота досталась старшей дочери Эдварда Таррента, а кавалеры сходили бы с ума по средней. Года через два-три.

  Жаль, Ирия Таррент была врагом. С годами из нее вышел бы неплохой союзник. До поры до времени - пока нужна.

  Увы, такие не прощают. По крайней мере - пока глотку не порвут. Потом простят - на очередных поминках Воцарения Зимы.

  Через год-два Ирия Таррент вышла бы замуж. И ее муж стал бы смертельным врагом Ревинтеров.

  Стал бы - стал бы, здесь можно не сомневаться. И хорошо, если барон. А вдруг - граф или герцог?

  Да и в любовники она выбирала бы лишь наиболее значительных и полезных мужчин. Превращая и их во врагов семьи Ревинтер.

  Вторая Карлотта, но без лишней подлости, погубившей первую. Цинично-ледяная, расчетливая, смертельно-опасная стерва. Года через три она бы уже не лицо царапала и не пощечины раздавала. Нет, просчитала бы интригу до мелочей, заручилась покровителем повлиятельней. И нанесла настоящий удар! Роковой.

  - Ирия, ты должна была умереть, - повторил Бертольд Ревинтер. - За то, кем могла стать. Прощай. Покойся с миром.

  Конечно, по обычаю сначала пьют за графов, а не за их дочерей. Но от девчонки вреда случилось бы больше - вот и вспомнилась первой.

  - Эдвард Таррент, не я убил тебя, но ты умер очень вовремя. Прощай. Покойся с миром. Как ни странно, но отомщу за тебя именно я.

  Вино горчит всё меньше - так тоже бывает.

  Бертольд не шутил и не лгал. Поминать покойных следует без тени насмешки или иронии. Врагов лучше злить только земных. А Ревинтер рассчитывал пережить еще немало новых Воцарений. И в следующее - выпить за Леона Таррента. А то еще и за Полину Лигуа нир Кито, нир Таррент.

  Том второй.

  Путь Гладиаторов.

  Птицы летели по небу

  Свободно и беззаботно.

  Но наступало время

  Их прерывать полеты.

  Их собирать в мешочки,

  Кости бросать собакам.

  Но птицы летели по небу,

  Не ведая вовсе страха.

  Птицы летели по небу,

  Я был их очарован полетом.

  А други мои уже цели

  Себе избирали охотно.

  Я выбрал одну из сотни.

  Она красивее казалась...

  Я выбрал одну из сотни -

  И сердце мое оборвалось.

  Оборвалось. Не важно.

  Суть, она ведь не в этом:

  Я просто смотрел впервые,

  Глазами смотрел поэта.

  Но подступало время,

  Когда ничего не исправишь,

  Когда ничего не воротишь...

  И вот уж стрелять мы стали.

  ...Мне бы лететь хотелось

  С той птицей далекой рядом,

  Но вот беда: я - охотник,

  А значит - стрелять мне надо.

  Алексей Игнахин.

  Часть первая. Поединок.

  Удар. И тьма. И чей-то взгляд,

  И вой сирены.

  Какой-то бой: чужой отряд,

  Чужие стены.

  Алькор (Светлана Никифорова).

  Ночь Воцарения Зимы.

  Эвитан, Тенмар.

  1

  Всё повторяется. Четыре месяца назад - окровавленный нож. Теперь - дымящийся пистолет. Только на сей раз обвинение не будет ложным. Хоть третий смертный приговор вынесут за дело.

  Ирия поспешно ухватила второй пистолет. Левой рукой. В цель ею не попадешь, но вот в себя... До плахи дочь лорда Таррента не доживет!

  - Иди сюда! - не терпящим возражения тоном велел герцог.

  Девушка мотнула головой. Оттуда ему ее не остановить.

  - Лучше умереть самой!

  Прости, Эйда, но спасать тебя некому. Потому что твоя сестра - все-таки дура.

  - У меня нет времени. Сюда! То, из чего стреляла, - тоже!

  И Ирия пошла.

  Мимо лежащего навзничь Люсьена - как же жутко выглядит выстрел в голову! Мимо - стараясь не наступить на забрызганную кровью солому. И на...

  Мимо умирающих глаз Вихря, погибшего за Ирию Таррент. За ее дурость! Опять - из-за нее...

  Старик забрал у глупой девчонки оба пистолета. Разряженный - швырнул в солому рядом с Люсьеном. Второй - заткнул себе за пояс. И соизволил обернуться к "племяннице":

  - Молчи! - В голосе - лиарский лед. - Говорить буду я.

  Ирия не возразила. Сил осталось только опуститься на солому - рядом с Вихрем. Положить на колени его черную голову. И, борясь со слезами, уткнуться лицом в густую гриву.

  В присутствии врагов не плачут. Но вот над мертвыми друзьями...

  2

  Факелы, факелы, факелы... Казнят всегда при свете. Тогда за окнами Ауэнта был весенний - такой солнечный! - день. Теперь - зимняя ночь.

  Багровые отблески - факелов, бледно-золотые - десятков свечей. В зале - толпа народу, но ярче всех высвечены двое - в центре старинного зала. Лживый герцог и его лживая племянница.

  Ральфу Тенмару кровавый отсвет на лице врать не мешает. А ей?

  - Родители не научили моего внука не брать чужого. Он собирался украсть лучшего коня своего деда. Но не учел, что Вихрь не любит чужих! И что я плохо сплю по ночам.

  Это объяснение проглотили все. Пришлось. Люсьен Гамэль пытался выкрасть Вихря. Очевидно, чтобы продать и рассчитаться с карточными долгами. Преданный хозяину конь взбесился и едва не убил незадачливого похитителя. Люсьен, защищаясь, выстрелил в Вихря. А при виде деда, заставшего злодея-внука на месте преступления, - застрелился сам. Чтобы не идти под суд.

  - Почему вы не остановили его?! - Некрасивое лицо крысы-мамаши залито слезами. И сейчас ее действительно жаль. - Неужели вы и в самом деле сдали бы его властям? Неужели вам не жаль родного внука?! - она уже кричит диким зверем.

  Как на ее месте любая мать. Кроме Карлотты.

  Ирия застыла рядом со старым герцогом - в центре еще более старого зала. И больше нет лошадиной гривы - спрятать лицо.

  Значит, придется держаться так. Представить, что на лице - маска. И как она стягивает черты. Не позволяет выдать ужас и вину...

  - Жаль? Мне жаль, что я взял на прогулку племянницу! - холодно отчеканил герцог, сейчас до безумия похожий на собственный портрет. Тот самый. - Подобное зрелище - не для женских глаз и ушей.

  На этом всем пришлось разойтись. Кому спать, кому - до полудня взахлеб обсуждать свежую сплетню. А кому и рыдать. Как когда-то сама Ирия - в Ауэнте. Вспоминая Анри. Или в монастыре - раз за разом видя в кошмарах залитый кровью ковер и нож в груди отца. И потом - просыпаясь и вспоминая: всё это - не сон.

  Старый герцог пожелал уйти сразу после своей вдохновенной речи. Вдвоем с "единственной, кто согревает его старость" - с племянницей. Которой, как подозревала Ирия, он сейчас закатит редкостную трепку. Вполне заслуженную.

  - Он всё знал, - быстро проговорила девушка, едва старик закрыл за ними дверь в свои покои. - Про меня.

  - Значит - хорошо, что не успел ни с кем поделиться.

  - Не успел?

  - Если б успел - его родители сейчас не смолчали бы. Любому притворству есть предел... Садись. И рассказывай. Про Люсьена Гамэля. Куда ездила - узнаю сам, так что это можешь пропустить.

  Выслушал Ральф Тенмар молча. На чеканном лице не дрогнул ни единый мускул.

  - Как вы думаете, кто ему...

  - "Кто ему"? - передразнил герцог. - Твоя Мари - любовница юного Гамэля.

  - Но я ей... Не убивайте Мари! - Ирию затрясло так, что зубы застучали.

  Возвращается лихорадка?

  - Пей! - В руке девушки оказался бокал вина. А сам герцог и не думает садиться. Меряет комнату широкими размашистыми шагами. - У дураков тоже бывают озарения. Если подсчитать, Ирэн Вегрэ выехала из монастыря примерно тогда же, когда утонула Ирия Таррент. А уж когда именно вернулась моя племянница, глупышка Мари могла разболтать Люсьену подробно...