Выполняя приказ Хозяина, Гамелины медленно отступали. Шаг за шагом они отходили к центральной лестнице, а на них наседала темная гусеница Пелнов – длинная, лязгающая, необоримая. Тарен Меченый шел впереди и перстень Хозяина дарил ему уверенность в том, что он непобедим.

Элай шел обратно, по той же Столбовой Дороге, минуя те же деревья и строения. Но он не узнавал их.

Элай нес с собой футляр для тайной переписки. Это был в точности такой или даже просто тот же самый футляр, в каком Льяррин имел послание от Герфегеста к коменданту крепости Авен-Раман. Впрочем, если это был тот же самый, почему у него была цела резьба? Ведь на том, подлинном, футляре резьба была сокрушена звериной силой Властелина?

Сейчас Элай не задавался подобными пустыми вопросами. В футляре лежало письмо от коменданта крепости Авен-Раман. Печать была подлинная. Почерк коменданта – тоже. По крайней мере, и печать, и почерк были неотличимы от их истинных прообразов. Письмо имело второй, тайный слой, для проявки которого предназначалась жидкость в крохотном флаконе. И письмо, и флакон Элай получил от Властелина.

Элай не помнил из разговора с Властелином почти ничего. Он просто шел обратно в Наг-Нараон, где ему предстояло вновь встретить Харману и идти вместе с ней к сияющим вершинам славы.

Так думал Элай. И в некотором смысле, он не ошибался.

Тарен Меченый отпихнул ногой обвисший на его мече труп Лорча. Обнаженный атлет, расписанный боевыми узорами, упал на землю, гремя бесполезным оружием.

Лебединые Ворота остались за спиной. Пелны вливались внутрь крепости. У Герфегеста не было больше людей, чтобы остановить их. Пробил последний час Наг-Нараона.

Герфегест понимал и принимал это – как данность. Как восходы и закаты солнца, как смену ликов луны. И все-таки, в его сознании не умещалось, что Пелны самостоятельно смогли добиться такого невероятного успеха.

Почему? Почему все сложилось так и никак иначе? Наг-Нараон долгие века оставался неприступной твердыней, которую не могли сокрушить ни мстительные соседи, ни мятежные вассалы Гамелинов. Десять лет назад Наг-Нараон оказался слишком крепким орешком для Ганфалы. Спустя считанные дни на крепость – коварно, вероломно, неожиданно – покусились Пелны. Тогда они повстречали судьбу под гневливыми утесами Веселой Бухты.

И вот теперь, во дни благословенного мира, когда Гамелины сильны как никогда, все тем же Пелнам – в общем-то, слабым и безвольным Пелнам, вконец измельчавшим после гибели старшего поколения, – удается то, что не удавалось ни великому и тщеславному Ганфале, ни по-своему великому и вероломному Шаль-Кевру.

Герфегест видел, как взметнулись к стенам внутреннего двора приставные лестницы и огромный таран, встреченный всеобщим одобрительным ревом, врезался во вторые ворота. Он видел это и оставался безучастен. Хозяин Дома Гамелинов окаменел в раздумьях.

Герфегест знал трех людей, чья власть над мирозданием была неизмеримо выше его собственной: Элиен, Шет окс Лагин и Октанг Урайн.

"Элиен – вне подозрений. Конечно, ни его супруга, ни его сын особых симпатий не вызывают, но они здесь не при чем.

Шета можно в расчет не принимать. Свое второе рождение он претерпел по воле Октанга Урайна лишь ради того, чтобы предоставить телесную оболочку для нового воплощения все того же Октанга Урайна. Теперь его воля вновь свободна стараниями Элиена, но сам Шет – скорее запойный мыслитель, нежели воин и заговорщик.

Остается Октанг Урайн. Но как?! Как, поведай мне, о Намарн Всеведущий, как может Октанг Урайн стоять за Пелнами, штурмующими Наг-Нараон, если он сейчас пребывает в мрачнейшем из ведомых мирозданию узилищ, в глубинных подземельях Игольчатой Башни?"

Глухой к близящемуся шуму битвы, Герфегест бросил взгляд на вершину Игольчатой Башни. Там, под куполом из удивительно прочного и вместе с тем безупречно чистого хрусталя, горел огонь маяка. Игольчатая Башня – причина многих побед и сегодняшнего несчастья Гамелинов – по-прежнему производила впечатление нерушимой твердыни.

"Нет, нет и еще раз нет. Октанг Урайн не мог покинуть свое узилище и он не может влиять на события в подлунном мире из-под Игольчатой Башни.

Элиен, величайший из Звезднорожденных, заточил его туда десять лет назад, чему они с Харманой были свидетелями. Там его место до скончания времен.

Но кто же тогда направил волю Тай-Кевра к сегодняшнему безумию?"

Три часа назад Хозяин Гамелинов выслушал сбивчивое донесение начальника одного из дорожных караулов – того самого, который вместе со своими воинами расстрелял неприятельских нагиров в районе Ледовой Бухты. Начальник уверял, что видел умопомрачительное чудовище с красными щупальцами, которое поглотило живых Пелнов. А вслед за тем – и тело одного из нагиров.

Еще одна подробность – тот, застреленный, который был поглощен, словно бы «высосан» щупальцами твари, показался одному из лучников женщиной. «Женщиной?» – переспросил тогда Герфегест. «Да-да, крик боли был женский. И, определенно, несмотря на мужские доспехи, э-э-э… округлость зада была вполне немужская.»

Последнему обстоятельству Герфегест поверил сразу. «Округлость зада» – то, что никогда не ускользнет от наметанного глаза бывалого лучника.

И что же осталось от этой женщины с выразительной округлостью зада? Да ничего особенного. Нагрудник да шлем, снятые ею с убитого Гамелина. В них – немного крови и несколько клочков кожи.

Далее. Когда они с Харманой осматривали Лоно Игольчатой Башни, что они там увидели? Снова – ничего особенного. Пустые доспехи Тай-Кевра. И нелицеприятные сгустки на стенах Лона, в каковых сгустках Хозяйка Гамелинов опознала соки человекорастения.

И последнее. Тай-Кевр прибыл в Наг-Нараон с женщиной. Весьма странной молодой женщиной, которая очень понравилась Герфегесту-мужчине и вызвала отвращение, граничащее с тошнотой, у Герфегеста-праведника. Последний раз оба Герфегеста видели ее сегодня утром в Беговом театре на состязаниях колесниц. На пир Тай-Кевр пришел один. Не приходится сомневаться: именно спутница Тай-Кевра была застрелена сегодня между небом и землей в Ледовой Бухте.

Додумывать пришлось в движении – Пелны ворвались на гребень стены.

«Следовательно, – Герфегест парировал удар вражеского меча и сразу вслед за тем пустил в темноту пару „крылатых ножей“, – и Тай-Кевр, и его подруга были поглощены этим загадочнейшим растением, более походящим на чудище морских глубин.»

Герфегест с наслаждением погрузил клинок в бедро раскрывшегося Пелна.

«И совокупились – в некотором сомнительном, противоприродном смысле – в Лоне Игольчатой Башни. Откуда и проистекли все наши беды», – Герфегест резко дернул Харману за руку, заставив ее уйти вбок. Там, где только что стояла Хозяйка Гамелинов, звякнул о камни и выбросил сноп красноватых искр наконечник метательного копья.

«Мог ли Тай-Кевр до такой степени ненавидеть нас, Гамелинов, чтобы пожертвовать собственной жизнью во имя сокрушения нашей мощи? Нет!» – Герфегест захлопнул дверь, которая вела в башню, примыкающую к боевой площадке со стрелометами.

В дверь одна за другой постучались четыре стрелы. И еще две. «Хрен вам! – злорадно ощерился Герфегест. – Тот лучник еще не родился, который угонится за Ветром.»

Хармана была жива и она все еще была рядом с ним. Герфегест чувствовал влажноватую прохладу ее ладони в своей разгоряченной руке. Дверь не продержится и сотни ударов сердца. Надо уходить вглубь крепости.

– Скажи, Хармана, тебе не кажется, что, несмотря на все свои ухищрения, несмотря на великолепную подготовку и все прочее, у Тай-Кевра не было ни малейшей надежды выжить сегодня во время нападения на Наг-Нараон?

Хармана насмешливо фыркнула.

– «Кажется»! Да я в этом глубоко уверена! Он был просто обречен повстречать свою смерть.

– Но зачем тогда Тай-Кевр пошел на эту авантюру? – Герфегест едва не поскользнулся на отполированных подошвами ступенях.