– Эй вы! Чего развалились в карауле? – рявкнул Ганфала на тешащих глотки спиртным варанцев, прикорнувших у одного из ближайших к его шатру костров.

Вояки неохотно встали и отвесили Ганфале более чем умеренные поклоны. Неохотно, лениво и даже пренебрежительно. «Ни одна собака не посмела бы вести себя так еще два месяца назад», – грустно заметил Ганфала, поднимая полог своего шатра. Одинокое ложе. Холодное ложе. Холодное, словно Ветер Вечности.

Но сон не шел к нему. Шет оке Лагин занят. Он, видите ли, занят. Это оскорбление. Явное, наглое и недвусмысленное. Шет оке Лагин – важная птица. Настолько важная, что может себе позволить плевать в лицо своим союзникам накануне решительного сражения. Ганфала открыл глаза. Странный шорох – как будто кто-то роет землю. Песок. Глупости.

Шет оке Лагин. Он недооценил его. Он совершил ошибку, полагая, что Шет послужит его целям, а затем уберется восвояси. Похоже, это он, Ганфала, послужит целям Шета, а потом уберется. Куда? Какие это будут «восвояси»?

Что там за возня снаружи? Ганфала плотнее завернулся в одеяло, сшитое из шкурок морского калана. Зябко. Впереди только осень, и ничего, кроме осени. Шет оке Лагин пренебрегает им. Он, видите ли, занят! – негодовал Ганфала, ворочаясь с боку на бок.

Впрочем, все не так уж и плохо, как может показаться. Шет оке Лагин имеет многое, но не Семя Ветра. Он, Ганфала, – истинный хранитель Семени, и в его руках, а не в руках Шета, судьба вод, суши, людишек. Ганфала улыбнулся и сел на ложе. Его правая рука стала искать под одеждой медальон, висящий на серебряной цепи. Медальон с Семенем Ветра. С его последней отрадой. Герфегест не знал, что он принес из Сармонтазары. Наивный и простодушный Конгетлар. Кто бы мог подумать, что Конгетлары могут быть простодушными? Значит, могут. А Ганфала – нет. Он знает.

Рыбий Пастырь вынул медальон из-под одежд и поднес к глазам, чтобы насладиться зрелищем. Медальон был у самого сердца, но металл ничуть не нагрелся. Все жизненное тепло ушло, все жизненное тепло растрачено…

Ганфала осторожно открыл медальон. Вот оно. Вот. Глаза его засияли. Дыхание участилось. Теперь он не видел ничего вокруг. Кроме Семени Ветра. Он не слышал ничего вокруг, кроме Первопричинного Ветра, разглаживающего морщины Мироздания. И, разумеется, он не заметил Слепца, чей ложноязык, алкающий Семени, вспорол шелковый полог шатра с голубым полумесяцем на боку. А когда Ганфала все-таки заметил его, было уже поздно.

– Назойливость – худшая из добродетелей, – сказал Шет оке Лагин слуге, только что отказавшему Ганфале в аудиенции.

Слуга покорно склонил голову, как бы соглашаясь с господином, и принялся убирать со стола. Сиятельный князь даже не притронулся к пище.

Сиятельный князь любит парадоксы. Он любит говорить загадочные вещи – вот о чем думал слуга в тот момент, когда Шет оке Лагин разворачивал ветхий свиток, заваливаясь на ложе. Ужинать он не будет. Это ясно. Он будет наслаждаться поэзией.

Но читать Шету оке Лагину так же не хотелось, как и трапезничать. Все-таки накануне решительной битвы не до стихов, – решил он, усмехнувшись, представив себе кислую мину Ганфалы в тот момент, когда слуга сообщил ему, что «Сиятельный князь занят не-отложнейшими делами и не может принять его». Шет оке Лагин был известен своей вежливостью. Но разве, милостивые гиазиры, он поступил невежливо? Он мог бы просто послать Ганфалу подальше, без всяких расшаркивании. Сказать ему «пшел!», словно конюху или, к примеру, матросу. И никто не возразил бы ему. Ганфала сделал свое дело. Он сослужил свою службу. Он надоел ему своими патетическими всхлипываниями. Он зануда. Он дурак. Он мелочен, словно торговец поддельными любовными снадобьями. Он маг первой ступени. Ну и что? Он растратил всю свою силу на пустяки. На Стагевда. На Герфегеста. На Густую Воду. Он больше не представляет из себя человека, способного тягаться со звезднорожденными.

Вот только Семя Ветра. Шет оке Лагин отбросил свиток и встал…0н подошел к зеркалу. В такие минуты, когда он делал что-то уж очень стремительно, его жена, покойница-жена, говорила ему, что он похож на неупокоенный призрак. Глупая шутка. Глупая жена. Шет оке Лагин убрал волосы с плеч и собрал их в «конский хвост». Для призрака он как-то очень хорош собой… Шет оке Лагин улыбнулся и вышел из палатки. Не по нужде, нет. Прогуляться.

Шет быстро достиг окраины лагеря. То ли ночной воздух был этому причиной, то ли что-то иное, но на душе у него было тревожно. Его нечеловеческий слух улавливал какой-то странный шорох, как будто под землей копошится огромная крыса. Крыса. Если и крыса, то мертвая. Но о происхождении шороха Шет пока не мог сказать ничего – кроме того, что этот шорох производит существо, которое не живет. Скальные громады Дагаата возвышались перед ним. Башни, бастионы, бойницы. Пока недосягаемые. Ничего, он погуляет по ним завтра.

Шет гулял долго – он осмотрел все, что хотел. Укрепления. Войска. Корабли. Звездное небо. Полумесяц. Еще один полумесяц – вышитый на боку шатра Ганфалы. Что-то там в этом шатре, Хуммер его раздери?

Шет подошел ближе. Трое растерзанных варан-ских солдат лежали у входа в палатку. Над ними стоял сильный запах крови. Шет бросил быстрый взгляд на их раны. Не стрелы, не меч, не дротик. Что-то совсем другое.

Шет не стал тратить ни одного лишнего драгоценного мгновения. Он бросился к шатру и откинул полог.

Слепец был спокоен и умиротворен. Он сидел на ложе Ганфалы, и его челюсти были сомкнуты на груди бездыханного тела. Они были сомкнуты на медальоне. Можно было бы назвать его счастливым, если бы Слепцу было дано знать разницу между счастьем и несчастьем. Можно было сказать, что он счастлив по-своему.

Когда в шатер вошел Шет, он не обратил на него никакого внимания. Слепец, слившись с Семенем Ветра, попросту проигнорировал Сиятельного князя.

Сам Шет оке Лагин сразу понял, что произошло. Так вот он каков, тот хваленый урод, которым Ганфа-ла испытывал на прочность Герфегеста Конгетлара! Вышло так, что Слепец испытал на прочность Ганфа-лу. Надзирающий над Равновесием оказался подделкой. Шет улыбнулся – явленная ему ирония судьбы никогда не оставляла его безучастным. И этому уроду тоже нужно Семя Ветра.

Шет подошел ближе. Слуховые бугры Слепца встре-воженно вздрогнули. Человек был слишком близко. Угрожающе близко. Слепец разжал челюсти и выпустил медальон с Семенем Ветра. Сейчас он снова сольется с ним, но сначала убьет человека. Еще одного человека.

Шет бросил взгляд на искалеченного лапами Слепца Ганфалу. Его язык вывалился наружу, а в глазах застыл ужас. Грудь была разворочена, и кишки вывалились на одеяло, сшитое из шкурок морского калана. Похоже, он слишком крепко спал под этим теплым одеялом, когда этот замечательный, невесть откуда взявшийся слепой паук зашел к нему в гости.

Ложноязык Слепца метнулся в сторону Шета – он был отрезан Когтем Хуммера, в мгновение ока покинувшим ножны Сиятельного князя, никогда не жаловавшегося на недостаток реакции. Слепец неохотно поднялся – но Шет не дал ему соскочить с ложа. Он отсек ему две передние ноги – они упали на ковер, застилающий пол шатра, и зазвенели, обратившись двумя голубыми ледышками. Коготь Хуммера может делать и не такое.

Теперь Слепец понял, если, конечно, был способен понимать, что имеет дело с человеком не совсем обычным. Но раньше, чем он сумел сделать что-нибудь – прыгнуть, прижаться к полу, вытянуться всеми своими лапами к опасности, Шет оке Лагин разрубил пополам его омерзительное пупырчатое тело. И еще одним взвешенным и точным ударом отсек ему голову. Слепец, отданный во власть Когтя Хуммера, застыл в неподвижности и упал на пол шатра. Серьга в ухе Сиятельного Князя вспыхнула маленьким изумрудным солнцем. Так было всякий раз, когда Шет был чем-нибудь особенно доволен.

– Надзирающий над Равновесием не смог справиться с такой простой и наивной нежитью, – сенти ментально буркнул себе под нос Шет, попирая ногой ледяные останки Слепца. Они уже никогда не соберутся вместе. А зачем?