Пятая и шестая террасы также были пройдены при помощи духового ружья. Герфегест не пользовался им почти пятнадцать лет, справедливо считая его оружием предателей и трусов, не способных ни к честным поединкам, ни к рукопашной. Но теперь ему было просто плевать на такие вещи, как «честь благородного мужа». Все, чего он хотел, – это убить Харману из Га-мелинов. Все остальные были лишь помехами на его пути. Помехами, которые нужно устранить быстро, надежно и бесшумно. Духовое ружье, которое представляло собой полую трубку, сделанную из высушенного стебля растения кан, подходило ему как нельзя лучше.

Когда Герфегест преодолел седьмую террасу и был близок к тому, чтобы перейти к последней, запас отравленных игл в трубке, болтающейся у него на груди, иссяк. Иглы стоили куда дороже золота и их было, увы, ровно восемь штук.

Герфегест остановился в нерешительности. Если он ввяжется в поединок, он не доберется до Харманы. Пройти незамеченным мимо восьми хорошо вооруженных людей, чей долг как раз следить за тем, чтобы никто не остался незамеченным, было невозможно. Темное зарешеченное окно трапезной – отчего-то Герфегест был уверен, что это именно трапезная – было сравнительно близко. Нужно добраться до него во что бы то ни стало.

Герфегест глянул вниз. Скалы. Едва слышный шум прибоя. Волны плещутся между острыми камнями. Упасть вниз с такой высоты – лучший и самый надежный способ самоубийства. Поразмыслив еще минуту о ценности человеческой жизни и о возможных (а на самом деле невозможных в его положении) способах страховки, Герфегест наконец решился.

Герфегест смазал руки «глиной. Лишенного Значений», доселе ждавшей своего часа среди прочего на дне холщового заплечного мешка.

Потом он ободряюще улыбнулся собственному безумию и полез по скале к темному провалу окна трапезной, сливаясь с бездушным и мертвенно-холодным камнем. «Человек, у которого есть цель, может все», – учил его Зикра Конгетлар. Герфегест больше не смотрел вниз. Вся его жизнь была теперь сосредоточена в десяти крепких пальцах. Герфегест не боялся умереть. Он просто не хотел.

Преодолев очередную пядь восхождения, Герфе-гест замирал. Он вслушивался в темноту. Похоже, на площадке, где томились стражники, его никто не замечал. По крайней мере пока.

Когда до искомого окна оставалось не больше трех человеческих ростов, он снова смазал руки «глиной Лишенного Значений». Было бы совсем обидно сорваться, находясь на таком пустячном расстоянии от цели. Он нащупал рукой очередную зацепку и уже был готов переместить вес тела с правой ноги на левую и податься вверх, как то, что он принял за скальный выступ, зашевелилось и вырвалось у него из-под руки. Пальцы ухватили пустоту.

Летучая мышь, мерзавка.

Ноги Герфегеста беспомощно болтались над пропастью, и лишь левая рука теперь удерживала его от короткого и такого невдохновенного полета. Как назло, его нога, пытаясь обрести точку опоры, обрушила три-четыре мелких камешка. Они сорвались и, отскакивая от валунов, понеслись вниз, подчиняясь пер-вопричинным законам бытия, влекущим всякое вещное тело в бездну.

– Что там. Нор? – поинтересовался охранник, подходя к краю восьмой террасы, так же как и все предыдущие огражденной парапетом из белого грео-верда.

– Хоть убей, не вижу, – отозвался другой голос, более низкий.

– Так то ж мыши балуют, их тут Хуммерова гибель! – пробасил третий.

Шаги удалились. Герфегест знал, что играть в кости страже запрещается под страхом отсечения правой руки. Но, похоже, вместо костей эти мужички нашли себе другое развлечение, ни в чем не уступающее первому. По крайней мере, судя по звукам, стража Восьмой Террасы была занята чем-то своим, вполне своим. Это и спасло Герфегеста, которого при ближайшем рассмотрении было довольно тяжело спутать с нетопырем.

Герфегесту не хотелось умирать. Именно поэтому он, покачавшись на пальцах левой руки, наконец умудрился ухватиться правой за отдаленную выемку. Он, конечно же, приметил бы ее сразу. Если бы дело было днем. Ночью она была почти неразличима в бледном сиянии луны, превращавшем предметы в их тени, а тени – в новью несуществующие предметы.

Спустя минуту он был у зарешеченного окна трапезной. Путь к госпоже Хармане был почти открыт – стоило лишь отпереть символический замок, сковывавший решетку. Видимо, никто из хозяев Наг-На-раона всерьез не допускал, что неприятельский лазутчик сможет пробраться сюда незамеченным и, соответственно, безнаказанным. В сущности, не мог и Герфегест. Случившееся с ним было чудом, объяснение которому ему было суждено обрести совсем скоро.

«Лучшая отмычка к такому замку – зубочистка», – подумал Герфегест, примостившись на внешней стороне подоконника. Оставалось лишь найти зубочистку.

Вопреки ожиданиям Герфегеста, комната, окно которой приветственно отворилось для него, оказалась отнюдь не трапезной. Похоже, Гамелины не были любителями пировать в обществе своих вассалов, как это было принято в других домах. Трапезная была переоборудована под фехтовальный зал. Все, что видел Герфегест в нечетком свете полночи, свидетельствовало в пользу этого. Стены, пол и даже потолок были обшиты плетенными из тростника циновками.

Посредине располагался склад деревянного оружия. Длинные и короткие мечи. Шесты. Палки. Трости. Алебарды. Все, что только душе угодно. Все из прочного горного кедра. Для тех, кто хочет научиться убивать с толком, расстановкой и должным изяществом.

Герфегест крался словно горностай. Путь Ветра – это путь тех, кто не оставляет следов и не привлекает к себе внимания. Таков серебряный горностай. Недаром его гибкое тело красовалось на Гербе Конгетла-ров. Герфегест прошел по длинному совершенно темному коридору, не издав ни единого звука. Не опрокинув ни единого треножника.

Пятнадцать лет назад Герфегест вот так же пробирался по подвалам Эльм-Туоля, второго по значимости замка Дома Эльм-Оров. Золотого замка. Это было его второе крупное задание. И последнее в жизни заказное убийство. Можно даже сказать, что в тот день Герфегест в последний раз был Конгетларом. Из подвалов, где располагались самые богатые в Алустрале винные погреба Эльм-Оров, его путь лежал наверх – по узкой потайной лестнице в третий ярус, в комнату умалишенного сына старого Хозяина Дома. Герфегест отлично помнил его имя – Гелло. Бросить яд в чашу для умывания, стоящую у изголовья ложа, и уйти прочь вечером следующего дня, в укромном месте дождавшись известия о смерти единственного наследника Дома. Тогда музыку заказывали Орнумхониоры. (Не Ваарнарк, нет – он был тогда всего лишь опальным вассалом, раздувающим смуту в землях соседей по Знаку Тунца. Тогда Ваарнарк был на стороне Га-нантахониоров. Но теперь об этом как будто никто не помнил.) Именно Орнумхониоры хотели, чтобы Хозяин Дома Эльм-Оров лишился своего бесноватого наследника. Этому было две причины – во-первых, в случае смерти старика. Хозяином становился дурачок Гелло, а Орнум Хониорам не хотелось иметь в союзниках дурачка. А во-вторых, в случае смерти Гелло Хозяин Дома должен был уйти на двухнедельный срок в удаленное ущелье Га для совершения обрядов траура и очищения. Такое добровольное отречение от дел со стороны Хозяина Дома – пусть даже и временное – было Орнумхониорам весьма и весьма на руку.

Тогда Герфегест выполнил свою кровавую миссию безукоризненно. Да, тогда он был слишком юн для того, чтобы задумываться о разнице между добром и злом. Об убийстве за деньги и убийстве из мести. Понимание этой разницы 9«видение Границы» – как говорил Элиен Тремгор, Брат по Крови) пришло к нему гораздо позже – уже после того, как его память, рассыпавшаяся на тысячу бессмысленных и разрозненных осколков милостью Врат Хуммеровых, стала по крупицам возвращаться к нему по воле Семени Ветра. Но тогда он, не задумываясь ни на миг, проник в нужный покой через дверь для слуг и подсыпал яд. Когда Гелло опустил в чашу для омовения свои руки, поднес их вместе с напоенной смертью водой к глазам и отер руками лицо…