– Где же эта хваленая серебряная птица теперь? – спросил регент как ни в чем не бывало.

– Она не смогла приземлиться здесь, возле башни. Она слишком велика, – раздался слабый голос Киммерин. – Мы покинули ее серебряную спину на островке близ Пояса Усопших. Там нас ждала лодка.

– Стало быть, она ждет вас там?

– Я могу позвать ее. Меня научил Шет оке Ла-гин, – сказала Киммерин. Чувствовалось, что каждая фраза дается ей с огромным трудом. – Но я не стану делать этого, потому что нам незачем возвращаться к Ганфале. Нам не с чем возвращаться к Ганфале.

– Что же вы намерены делать? – спросил Герфегест, окидывая свою прежнюю возлюбленную взглядом, в котором можно было бы отыскать намек на утраченную нежность.

– Если бы мы знали ответ на этот вопрос, мы бы уже делали, – отрезала Киммерин, немногословная и прекрасная, как в прежние времена.

Разговоры не пошли Дваларе на пользу. Его бил озноб, а раны, которые так и не случилось перевязать в пылу дискуссий, снова стали кровоточить. Киммерин, обездвиженная Торвентом, тоже была не в лучшей форме. По лбу ее струился липкий пот, а руки дрожали.

Регент Торвент снова присел на лавку, а Герфе-гест, погруженный в глубокие раздумья, стоял у окна, рассматривая «Жемчужину Морей», которая на якоре дожидалась его возвращения.

Он думал о Шете оке Лагине. Как случилось, что из пылкого юноши, чистого помыслами мужа и названого брата Элиена он переродился в исчадие Хумме-ра? Выходит, Октанг Урайн, державший Шета в Вар-наге, столице темного народа герверитов, все-таки добился своего? Шет не только стал Дланью Хумме-ровой, не только подчинил себе Варан, но и вошел в союз с Ганфалой. Теперь Шет стал для Синего Алу-страла тем же, чем Октанг Урайн был некогда для Сармонтазары… Думал Герфегест и об Элиене. Знает ли его Брат по Крови о том, что творит Шет оке Лагин, или же по-прежнему совершенствуется в магических искусствах в построенном собственноручно городе, не желая ни во что вмешиваться, не желая кровопролития? Но ответы на все эти вопросы были скрыты от Герфегеста пеленой неведения.

Смеркалось. Киммерин перевязывала раны Дваларе, Торвент по-прежнему перебирал четки. Трехдверный зал медленно погружался в темноту. И не было никого, кто чувствовал бы себя бодро. Бессилие. Уныние. Печаль.

– Я думаю, всем нам будет спокойней на «Жемчужине Морей», – сказал наконец Герфегест. – Там нас по крайней мере ждет ужин и постель.

Как ни странно, ни со стороны Двалары и Киммерин, ни со стороны регента Торвента возражений не последовало.

Хозяева Гамелинов, Нисоред со Слепцом, Торвент и его незадачливые убийцы составили на палубе «Жемчужины Морей» самую, пожалуй, пеструю и немыслимую компанию за всю историю Синего Алу-страла. До заката оставалось не более часа.

Едва заметно улыбнувшись своим мыслям, Герфегест предложил поднять якорь.

– Может, все обсудим здесь и сейчас? – спросил Двалара. – В бухте безопасно, а выходить в открытое море на ночь глядя – не самая лучшая затея.

– Ты просто хочешь сказать, что тебе не терпится поскорее, распрощаться с нами, с обреченными, сесть -на серебряную птицу и спустя считанные часы предстать пред ясны очи твоего хозяина? – хитро прищурившись, спросил Торвент.

Дальнейшего продолжения разговор не получил. Потому что из-за скалистого мыса, приблизительно в лиге от «Жемчужины Морей», показался нос большого четырехъярусного файелап та.

Ничего подобного Герфегест раньше не видел. Носовой фигуры на файеланте не было. Точнее, не было привычной деревянной статуи – крылатого тура, альбатроса, изогнутой лебединой шеи. Вместо этого на носовой площадке файеланта возвышалась металлическое нечто в обрамлении огромных металлических же лепестков.

Герфегест опрометью бросился на смотровую башенку, на ходу крикнув: «Немедленно вытравить якоря; воинам – к бою».

– Штандарт Пелнов, – пробормотал наблюдатель, растерянно воззрившись на Хозяина Гамелинов. Не говоря ни слова, Герфегест выхватил у него дальноглядную трубу и навел ее на загадочное сооружение на носу корабля. Он не поверил своим глазам. Там была статуя огромной обнаженной женщины, отлитая из серебра. Женщина стояла на коленях, опираясь на длинные изящные руки. Она экстатически выгибала спину, а ее огромный, нечеловеческий рот был ши-роко раскрыт в немом крике. Не может этого быть…

«Кричащая дева» – он краем уха слышал о таких. Да. Точно. Лорнуом. Ганфала, беспощадно глядящий в глаза. Ваарнарку.

…«Черного пламени» у Гамелинов больше не было. После этого Стагевду не оставалось ничего, кроме как швырнуть на чашу весов «кричащих дев»…

Да, Стагевду. Но не Пелнам.

– Это «кричащая дева», – раздался над ухом Гер-фегеста голос Харманы. Кажется, Хозяйка Гамелинов перепугалась не на шутку.

– Это я уже понял, – раздраженно бросил Герфе-гест. – Но, может быть, ты в состоянии объяснить, откуда она у Пелнов?

– Это очень важно сейчас, когда мы в ловушке? – спросила Кармана ледяным тоном.

Она была как всегда права. По-настоящему важным сейчас было только одно – сделать хоть что-нибудь во имя своего спасения. О том, на что способна одна «кричащая дева», Герфегест знал из кратких комментариев Ганфалы. В их свете участь жертв «кричащей девы» представлялась более чем безотрадной.

Все, находившиеся на палубе, почувствовали неладное. Нисоред скосил глаза на забеспокоившегося Слепца. Двалара что-то шепнул на ухо Киммерин. Та согласно кивнула и извлекла из своей сумы небольшой шарообразный предмет с разновеликими отверстиями и несколькими расширяющимися трубками, каждая длиной приблизительно в ладонь.

– Флейта Пастыря Птиц? – спросил сообразительный Торвент. Он уже понял, что Киммерин собирается вызвать серебряную птицу.

Киммерин кивнула и, зажав несколько отверстий пальцами, подула в самую короткую трубку. Уродливая «флейта» издала низкий ревущий звук. Киммерин отпускала отверстия одно за другим, и каждый раз звук менялся, то возносясь до еле слышного писка, то нисходя к глухому гулу.

– Вы уйдете, оставив нас погибать, – безмятежно заметил Нисоред, пристально следя за кораблем Пелнов.

Тот не торопился приближаться. Нос корабля сейчас был направлен в точности на «Жемчужину Морей», и было тяжело определить скорость его движения. Нисореду показалось, что Пелны медленно выгребают подальше от «Жемчужины», которая только начала разворачиваться для выхода из бухты. Одновременно с этим на носу корабля началось какое-то медленное движение, но в сумерках невооруженный глаз отказывался определить, что же там происходит.

Герфегест видел это в дальноглядную трубу. Близ тарана, почти у самой воды, суетились десятки людей. Ловко цепляясь за плетенные из толстых канатов маты, они укрепляли на носу корабля наклонные брусья, концы которых уходили под воду. В это же время под носовой площадкой корабля разошлись в сторону щиты деревянной обшивки.

Герфегест невольно цокнул языком. Ишь, наворотили…

Он на мгновение оторвался от созерцания зловещих превращений на корабле Пелнов и ударил в гонг трижды. Во всех Домах Алустрала это означало только одно – гребцам предстояло выложиться сейчас до предела. И если надо – умереть от боли в разорванных сухожилиях и вывороченных суставах. Потому что в противном случае умрут все.

Герфегест не терял надежды на то, что они успеют протаранить корабль Пелнов быстрее, чем те приведут в действие «кричащую деву». Но когда он вновь поднес к глазам дальноглядную трубу, то понял, что они обречены на смерть дважды. Потому что из-за мыса выходил второй файелант Пелнов. Правда, на нем не было «кричащей девы». Но зато вместо привычных мачт, убранных великохитрыми Пелнами, на нем стояло полтора десятка мощных метательных машин. Не поленились…