– Так, значит, это был ты, Стагевд, – Герфегест отвел взгляд от «мертвой корзины», вспоминая каменные следы, уводящие Киммерин, изменившую ему Киммерин куда-то, воина с двумя мечами в одежде кормчего, чье отражение было сражено им на крохотном островке…

– Это так же несомненно, как то, что ты – новый Хозяин Гамелинов, – бросил Стагевд.

Герфегест покосился на масляный светильник. Насколько он мог заметить, свет его стал мало-помалу тускнеть. Похоже, ему отведено не так уж много времени на разговоры с призраками.

– Тогда скажи мне, Стагевд, – нервно закусив губу, спросил Герфегест, так и не узнавший главного. – Кому ведомо назначение Семени Ветра? Знаешь ли ты этого человека…

Стагевд снова надолго замолчал. Ветер бился в оконца Игольчатой Башни, а звезды с прежней бесстрастностью взирали на Герфегеста, стоящего, скрестив руки на груди, перед «мертвой корзиной», поставленной на треножник.

– …Хармана, похоже, выдала тебе все тайны нашего Пути без остатка… И эту тоже, – с горечью сказал Стагевд. – Что же, земные дела перестали беспокоить меня и мне незачем скрывать от тебя все, что я скрывал при жизни, Конгетлар.

Стагевд выдержал торжественную паузу.

– Твой учитель Зикра, Герфегест. Как видишь, я знаю о нем куда больше, чем ты, – самодовольно сказала голова Стагевда. – Он великий мастер та-лан. Но падение Дома Конгетларов лишило его безмятежности Постигшего Границу. Он снова в вашем мире…

– Я знаю это, – прервал Стагевда Герфегест в крайнем нетерпении, ибо голубой свет масляного светильника стал едва различим. Его время вышло. – В чьем теле душа Зикры?

Стагевд молчал.

– Я заклинаю тебя, Стагевд. Заклинаю как Хозяин Дома Гамелинов. Ответь мне! – голос Герфегеста сорвался в яростном крике.

Голова Стагевда разразилась хохотом – жутким, порывистым, пронзительным. Масляный светильник испускал последние корпускулы голубого сияния.

– Кто бы мог подумать, что Конгетлар будет орать на меня? – тихо и совершенно беззлобно сказал Стагевд. – Хорошо. Я скажу. Зикра Конгетлар избрал себе тело регента Торвента. Ох и хитрая бестия твой учитель, человек Ветра… Он предусмотрел все…

Светильник погас, и на вершине Игольчатой Башни воцарилась кромешная тьма.

– Живее, одеваться! – прикрикнул он на слуг скорее для острастки, чем от недовольства.

В то утро Шет оке Лагин чувствовал такой прилив сил, какого не было у него давным-давно. Все шло как нельзя лучше. Он, Шет, провел не один день, собирая воедино кусочки гигантской головоломки. Теперь он знал все.

Герфегест, сердечный друг уединения, убрался наконец из Сармонтазары туда, куда ему положено было убраться давным-давно, взяв на себя нелегкий труд отнести Семя Ветра Ганфале. Убрался в Синий Алу-страл. Кто бы мог подумать раньше, Хуммер его раздери, что он нездешний! Да, Герфегест смог бы украсить любой итский театр своей замечательной игрой – столько лет изображать из себя безобидного, в общем-то, харренита или, скорее, грюта… Врата Хуммера распахнулись и больше нет препятствия для варанских кораблей на их пути в Синий Алустрал. Карлик, посланный Ганфалой, уже прошел через Врата – и всякий, хотя, конечно же, не всякий, а только он. Сиятельный князь Варана, может зреть это. Вот он, мерцающий светлячок его карликовой жизни на челе истинной карты Сармонтазары. А вот – значок Поющего Оружия. Элиен. Топчется в Орине. До поры до времени. Война, конечно же, с его точки зрения, неминуема. Но ведь она окончится, даже не успев толком начаться. И этого, конечно, любезному брату нашему знать не дано.

– Ты, парень, просто безрукий какой-то, – беззлобно бросил Шет оке Лагин молодому прислужнику, чьи дрожащие пальцы безуспешно пытались вдеть крохотный ремешок в костяную пряжку панциря на спине у Сиятельного князя. Безуспешно. Пальцы не слушаются, на лбу испарина, сердце колотится в груди, словно колокольчик в гриве у жеребца, несущегося на рысях.

Прислужник вскрикнул. Но не от боли. Нет, от изумления – две кроваво-красных полосы, словно браслеты, обхватили левую и правую руки. Когда рубят запястья, топор палача входит как раз там, промеж двух косточек. Когда ему будут рубить запястья… ему будут рубить запястья… безрукому.

– Ну что же ты? Поторапливайся! – со свойственной ему двусмысленной небрежностью сказал Шет оке Лагин, кося взглядом на мальчика.

Красные браслеты научили руки прислужника плавности, а самого его – расторопности. Словно по мановению магического посоха, все ремешки тут же нашли свои пряжки, а все застежки – свои петельки. Страх иногда перерастает самое себя и становится невозмутимостью. Белый, словно мел, прислужник, если посмотреть на него со стороны, казался совершенно невозмутимым. Словно смерть.

«Сила слова!» – ухмыльнулся про себя Шет оке Лагин, в общем-то ничуть не удивленный. Поправил две рыжих косы, плавно ниспадавших на плечи, и накинул плащ. Свой бордовый плащ с изумрудной каймой он всегда надевал сам. Некоторые вещи совершенно не терпят чужих рук. Даже таких предупредительных и бережных рук в кровавых браслетах.

– Милостивые гиазиры, я весь в вашем распоряжении, – Шет оке Лагин был подвижен, точно ртуть, строен, как торный кедр, и благоухал, словно клеверный луг. В тот день он был на редкость красноречив. Как, впрочем, и всякий раз, когда собирался Совет Шести.

– Приветствуем тебя, Сиятельный князь, – в один голос пробубнили члены Совета Шести.

Никто из них не отваживался смотреть в глаза Ше-ту оке Лагину, безжалостному диктатору, поставившему на колени свой собственный народ. Тирану, истребившему непокорных смегов. Мужу, отравившему собственную жену. Великому кормчему. Сиятельному князю. Пенному Гребню Счастливой Волны, Прозревающему Сквозь Туман…

– Готов ли флот, милостивые гиазиры? – с подчеркнутой вежливостью спросил Шет оке Лагин.

Вот в чем, в чем, а в хамстве и грубости никто из подданных не мог упрекнуть своего князя. Шет не был хамом. «Вежливость – единственное, что осталось от моего Брата по Слову», – говорил по этому поводу Элиен.

– Все готово, – сказал Мата оке Гадаста. – Сто тридцать кораблей. И «Молот Хуммера».

Шет оке Лагин ни на минуту не сомневался в том, что все готово. Но ему хотелось, чтобы это слышали все.

– Неужели война? – раздался смущенный вопрос Гаассы оке Тамая.

– Разумеется, война, – удовлетворенно кивнул Шет.

Совет Шести демонстративно зашептался всеми своими шестью ртами. Пусть Сиятельный князь видит, что они не раболепные холуи, что каждое его слово подвергается обсуждению и критически осмысливается. Князь любит зреть работу мысли среди своих подчиненных.

– Мы давно ждали таких слов. Сиятельный князь. Владетель Орина, твой Брат по Слову, уже давно стал помехой для нашей державы! Наши солдаты поставят его на место. А место ему – в темной утробе Шило-ла! – нарочито задиристо провозгласил градоуправи-тель Вергрина.

Главное – и это знал каждый, кому посчастливилось войти в состав Совета Шести, – это говорить то, что желает слышать Шет оке Лагин. Причем делать это так, чтобы у всех создавалась иллюзия свободомыслия. Или хотя бы подобие иллюзии.

– Элиен? – недоуменно бросил Шет оке Лагин. – А при чем тут Элиен? Он мне пока не досаждает…

– Но, Сиятельный князь, наши соглядатаи в Ори-не уже давно твердят нам о том, что он замышляет поход, – стал оправдываться градоуправитель Вергрина.

– Пусть замышляет. Это столь же важно для судеб мира, как размышления саламандры над бегом небесных светил, – отмахнулся Шет оке Лагин.

– Просвети же нас, Пенный Гребень Счастливой Волны, против кого ты намерен двинуть варанский флот? Есть ли еще в Сармонтазаре противники, достойные тебя?

– В Сармонтазаре? – Шет обвел присутствующих благосклонным взглядом. – В Сармонтазаре – нет.

На этот раз шептаться никто не стал. Когда Шету оке Лагину приходит на ум просвещать своих придворных, нужно слушать в оба уха.