Элай перевел взгляд на кинжал.

Вздохнул, приставил его острием к горлу. Отвел руку для удара. И вдруг заорал:

– Великая Мать услышала меня!

Лодка поравнялась с поросшим соснами гористым мысом. На одно крохотное мгновение первобытная жуть вновь овладела Элаем. «Какую плату потребует от меня Великая Мать?» Но он устало отогнал от себя эту мысль, как иные отмахиваются от назойливой мухи. Не ведая при этом, что укус ее может оказаться смертельным.

К Элаю двигалась другая лодка, в которой, насколько он мог разобрать, сидел человек, споро налегавший на весла.

Элай разглядел своего спасителя не сразу – он был слишком поглощен удивительно яркими видениями, которые развернулись перед его мысленным взором. Ему мерещились собственные похороны.

Раньше ему доводилось видеть только чужие похороны и теперь он был растроган и перепуган. С мрачным злорадством Элай, словно бы наяву, разглядывал Гаэт – свою мать – целующую его, Элая, хладные уста. Своего отца, застывшего у могилы, куда только что уложили гроб-бочку, с печатью немого отчаяния на челе. Он, удивленный и испуганный Элай, скользил, словно бестелесный невидимка, по затянутому скорбью родному городу, заглядывая в винные кувшины, стоящие на украшенном белыми хризантемами жертвеннике, и в лица своих обидчиков и друзей.

Кувшины были пустыми, лица – равнодушными. «А как же запоздалое раскаяние? Неужели никому не стыдно, что когда я был жив они были ко мне так жестоки?» – возмутился по этому поводу Элай и это возмущение вмиг разрушило иллюзию .

Теперь уже можно было разглядеть спасителя. Щуплый, высокий, гладко выбрит. Сложения невоенного. Войлочная шапка с ярким фазаньим пером. Пристойное дорожное платье на деревянных застежках, такие носят северяне. На плечах – пелерина из волчьего меха. Это тоже на северный манер.

На поясе – тугой сарнод и ножны. И еще одни ножны, подлиннее. Что, интересно, такой щеголь ищет в этой глухомани, в стороне от дорог? Бруснику собирает?

Элаю очень хотелось думать, что спасение его – вещь благая, но случайная. Незапланированная. Но в это как-то не верилось…

– Привет тебя, юноша, – сказал северянин, тяжело дыша. Голос у него оказался высоким, каким-то немужским, но Элаю было не до этих странностей.

– Привет! Еще какой привет! – заулыбался Элай, когда их лодки поравнялись. – Ты даже не представляешь, что…

– Ладно-ладно, любезничать потом будем. Лучше прыгай ко мне, пока нас обоих не унесло, – отмахнулся северянин.

Его войлочная шапка была низко надвинута на брови, что, впрочем, не в состоянии было затенить правильные, чересчур правильные черты лица .

Скоро они причалили и невысокие сапоги Элая здорово хлебнули ледяной воды.

– Только я не мужчина, – Ийен лукаво усмехнулась и рывком сняла шляпу. Волосы цвета спелой ржи расплескались по ее плечам. – Я вижу, – откликнулся Элай, стаскивая размякший сапог. – А платье мужское?..

– В мужском платье легче путешествовать. Никто не орет «эй, красотка!», не норовит ухватить тебя за передок, не зовет вместе поужинать. Кому нужен тщедушный юноша? Впрочем, попадаются господа, которым юноши – самое то. Но ты ж не из таких, а?

– Я? Н-нет. Не из таких. Кажется.

– Ну чего ты? Я просто пошутила.

Ийен заразительно расхохоталась и в хохоте девушки Элаю на миг почудилось нечто зловещее. Могильным холодком веяло от ее смеха и это никак не вязалось с ее миловидным, простоватым личиком. – Что-то не так? – спросила Ийен, заметив замешательство Элая. – Нет, я просто… просто сильно перетрухнул. В лодке.

– То ли еще будет, – как-то гадко хмыкнула Ийен.

Бросив на Элая испытующий взгляд, она принялась расстилать конскую попону и распеленывать тюк с вещами. На мгновение Элаю показалось, что девушка знает о его молитве Великой Матери. Но откуда? И потом, что за зловещее «то ли еще будет»?

«Зловещее-зловещее! Да что я заладил, как козел какой-то? Хватит с меня на сегодня всего этого „зловещего“ дерьма», – решил Элай и, отшвырнув сапоги, отправился разводить костер.

– Ну, про меня ты уже знаешь, – начал он, когда они сели перекусить. Тут-то и пригодилась пузатая корзинка, взятая из дому и спасенная из обреченной лодки. – А ты что здесь делаешь?

Элай подозревал, что правды Ийен ни за что не скажет, но ему было все равно: лишь бы не молчать. В конце концов, главное, что он остался жив. А остальное – необязательные нюансы. Ясное дело, Ийен как-нибудь отшутится. Вменяемому мужчине нечего делать возле Порогов, а девушке – и подавно. К вящему удивлению Элая, Ийен не стала отшучиваться.

– Я пришла сюда, чтобы поговорить с тобой с глазу на глаз, Элай, – сказала она без тени улыбки.

У Элая не поэтически заурчало в животе от тоски и дурных предчувствий. Внезапно то липкое, илистое помрачение души, что толкнуло его на мольбу Великой Матери, вновь ожило и цепкие щупальца миров зла зашарили по его коже, проникая в каждую ее пору, пробираясь в самые отдаленные уголки мозга, оплетая чувства паутиной предопределенности.

Элай не мог вымолвить ни слова. Его худшие опасения сбывались. Эта девушка – не случайность. Сейчас Великая Мать потребует с него плату за спасение… .

– Еще вчера я узнала, что вы собираетесь к Порогам на рыбалку. И я решила, что это прекрасное место для разговора без свидетелей, – продолжала Ийен, приветливо глядя в глаза Элаю.

– Еще вчера? – переспросил Элай.

Это «вчера» немного успокоило его. Вчера он еще и не думал взывать к Тайа-Ароан. Вчера наставник учил его истории и высшему счету, потом они с Вадой дулись в кости…

– Да, вчера вечером. А сегодня утром я уже ждала вас здесь.

– Это хорошо, что ждала, – сказал Элай с вымученной улыбкой. – А зачем? Что ты, собственно, хотела мне сказать?

Улыбнувшись одними губами, Ийен безмолвно приблизилась к Элаю, обвила шею юноши руками и ее уста прильнули к его недоуменным устам, склоняя к долгому поцелую. – Люби меня и это будет ответом, – шепнула Ийен.

«Надо же как неожиданно. Она что, шлюха? Но какая, Хуммер ее раздери, хорошенькая! У них на севере что, все такие?», – недоумевал Элай, когда последний страстный вздох слетел с его горячих губ и Ийен положила голову ему грудь.

– Я знала, что будет так, – сказала Ийен.

– Так это и был тот самый разговор, ради которого ты проторчала на берегу так долго? – спросил Элай, вяло поглаживая золотую головку девушки. – Это было только его начало.

– Может, тогда продолжим? – Элай требовательно положил руку на грудь Ийен. – Мне многое нужно тебе сказать…

– Постой, Элай. Не будь таким нетерпеливым! – хохотнула Ийен, мягко отводя руку юноши.

– Почему нет? Знаешь, Ийен, ты очень красивая. У меня таких раньше не было. И я снова хочу тебя, – настаивал Элай. – Есть женщины, по сравнению с которыми я дурнушка. – Не говори ерунды, Ийен!

– Ты мне не веришь?

– Конечно нет! Что ты думаешь, я баб не видел? Иди ко мне, моя сладкая. Не будь упрямой. А потом мы поедем в Орин и мой отец даст тебе кучу денег. А? Нравится? Ну иди же, давай, у меня внутри все горит…

– Постой, Элай! – строго сказала Ийен. – Перед тем как мы сделаем это снова, взгляни-ка вот сюда, – и с этими словами она протянула Элаю бронзовое зеркало.

В досаде закусив губу, Элай приподнялся, принял зеркало и нехотя положил его себе на колени.

Бронзовое зеркало никак нельзя было назвать диковиной. Он, сын гиазира свела, мог вымостить такими путь из трапезной в свою опочивальню. Элай с трудом скрыл свое разочарование.

– Ну зеркало. И что с того?

– Взгляни в него. Не бойся.

Элаю стоило многих трудов скрыть раздражение. "Ну чего она прицепилась, да еще так некстати! Неужто думает, что я рожи своей никогда не видел? "

Но своей рожи в зеркале Элай не увидел. Из зеркала на него смотрела женщина.

Назвать ее красивой значило бы не сказать о ней ничего. Ее бездонные черные глаза лучились неведомой силой, губы сулили блаженство, ее дивные волосы были серебристыми, словно мех песца, а шея тонка и сильна, словно лебединая. Весь облик женщины был проникнут изяществом и напоен волшебством. Элай готов был поклясться: смертные женщины не бывают такими… такими… зовущими и одновременно недостижимыми.