Вообще нарезного оружия в доме хватало. Помимо моей зарождающейся коллекции пистолетов в оружейном шкафу у отца стояли охотничий «Ли Энфилд» британского производства и швейцарский «Шмидт-Рубин». Кроме того, был еще и любимый батюшкин «Маузер 98К» в эксклюзивном исполнении «Беккер и Холландер» – родственник моего карманного пистолета.

При таком многообразии винтовок патронов к нашим с Савкой стволам нашлось всего-то сорок штук. Аккурат две коробки.

Надолго не хватит, но мы и не на войну собираемся…

Пока мы вооружались и снаряжались, отец пытался дозвониться в полицию, однако связи не было – телефонная трубка молчала.

Интересно, это случайность или вариации на тему «Почта. Телеграф. Телефон»?

Хотя сейчас это не столь важно – нужно делать вылазку.

Я осмотрел Савку и обратил внимание на оттопыренную сухарную сумку у него на левом боку:

– Сумка-то тебе зачем? Чего ты туда понапихал?

– Гранаты там, вашбродь… – тихим голосом ответствовал мой Санчо Панса.

– И где ж ты, голубь сизокрылый, гранаты взял?

– Дык вчерась в арсенальной парочку прихватил! Покудова Пал Макарыч отвернумшись… Ему они все равно без пользы, а нам для дела сгодятся. Смутно в городе… Неспокойно… Как же тут без гранаты-то?

Я даже не знал, что сказать в ответ на столь категоричное заявление. В нынешней обстановке гранаты нам несомненно пригодятся. Чего уж там…

– Чего хоть за гранаты?

– «Немки» Обуховского заводу[154].

– Ладно, пошли… С Богом!!! – махнул я свободной от оружия рукой, краем глаза заметив, как стоящая на лестнице матушка меня перекрестила.

Выскользнув через калитку, открытую для нас дворником Архипом, мы с Савкой ныряем в снежную муть, кружащуюся над бульваром Патриаршего пруда.

Выстрелы, доносящиеся со стороны Козихинских переулков, слышны лишь изредка, но теперь сквозь свист ветра доносится не только раскатистое бабаханье винтовок, но и резкие хлопки пистолетных выстрелов.

Короткими перебежками пересекаем сквер и останавливаемся на углу Малой Бронной и Малого Козихинского переулка.

Осторожно выглядываю в переулок: на следующем перекрестке в размытом свете фонаря видно распростертое на мостовой тело.

Грохает выстрел, и пуля с громким «банг» пробивает театральную тумбу-афишу рядом со мной…

– Черт!!! – Поспешно прячусь за углом. – Что там вообще происходит? Кто и в кого стреляет? И почему?

– Дык в нас палят, вашбродь!

– Давай дворами, через дровяной сарай! – киваю денщику на невысокую заднюю стенку подсобного строения между домами на Малой Бронной.

Савка подсаживает меня, потом подает карабины и, вцепившись в протянутую руку, забирается на крышу сарая. По одному спрыгиваем во двор и, аккуратно пробравшись вдоль стены, выглядываем в подворотню, выходящую в Малый Козихинский.

У стены подворотной арки двое городовых в черных шинелях. Один – помоложе, сидит на снегу, прижимая руку к плечу. Второй – седоусый, с унтерскими лычками на погонах – стоит на одном колене с револьвером в руке.

– Иван Силантьич, когда ж подмога-то придет? – стонет раненый полицейский.

– Терпи, Гриня, сейчас подойдет хто…

– Да поскорей бы, а то ж я тут кровью истеку!

Прежде чем я успеваю что-нибудь сказать, в разговор вступает Савка:

– Иван Силантьич, не стреляй!

– Хто тут?!?!

– Я это! Савка Кривой из девятого дома! И его благородие тут со мной! Глянуть зашли – что тута за шум!

Старший унтер-офицер полиции Иван Силантьевич Коробков отвечал за порядок на бульваре Патриаршего пруда и примыкающих улицах.

Этой ночью они с напарником обнаружили исчезновение патруля с пересечения Малой Бронной и Садового кольца – костер горел, а трое солдат куда-то подевались.

Коробков принял решение пробежаться по окрестностям, как вдруг раздался гулкий взрыв со стороны Малого Козихинского переулка.

Бравые городовые бросились на шум.

На углу Малого и Большого Козихинского, у выбитых дверей аптеки, стоял солдат с винтовкой наперевес. На оклик он отреагировал нестандартно, а именно – открыл огонь по полицейским.

– Я-то после первого выстрела сразу в подворотню схоронился, а Гриня варежку-то раззявил. Вот солдатик его со второго раза и подбил в плечо… – закончил свой рассказ Иван Силантьевич, наблюдая, как Савка перевязывает вышеозначенного Гриню. – А я его, ирода, стало быть, из револьверта и укокошил. Хто ж знал, что их там, в аптеке, ешшо есть!

– Сколько их там?

– Не менее троих, ваше блаародие! С винтарем один и двое с револьвертами. Лаются на нас, а выйти боятся. Стреляют… Ироды! Ну и я, стало быть, стреляю – шоб не разбежались. – В подтверждение своих слов полицейский не глядя выстрелил за угол.

– Ну а подмога что же?

– Не пойму что-то… Уж хто-нить должон был подойти!

– Давай-ка тогда, Иван Силантьевич, сами разберемся.

– А стоит оно?

– Ты, Силантьич, не боись! – подмигнул городовому Савка. – Справимся! Чай, я глаз-то не на базаре потерял!

– Ладно… Есть у меня задумка, как их половчее взять! – согласился старый полицейский и, выставив руку, вновь пальнул из своего нагана в сторону аптеки.

План был прост и изящен.

Пройдя через пустующую квартиру первого этажа, открытую для нас перепуганным дворником, мы с Савкой открыли огонь из угловых окон.

Выстрелив через витрину аптеки в смутно мелькнувшую тень, я сразу добился успеха. Разбив огромное стекло, на мостовую вывалился труп в солдатской шинели.

Минус один…

Я успел выстрелить в глубину магазина еще дважды, прежде чем на улицу выскочили двое налетчиков. Первый запнулся и упал, получив пулю в ногу из Савкиного карабина. Второй истошно завопил: «Суки-и-и-и!» И замахнулся зажатым в руке предметом.

Время как будто замерло…

Я аккуратно подвел мушку «винчестера» под срез нелепого картуза и спустил курок.

– Бах! – грабитель завалился назад, выронив себе под ноги дымящуюся палку.

Черт! Это же динамитная шашка с фитилем!

– Савка-а-а! Ложи-и-сь!

Взрыв грохнул спустя мгновенье, заглушив вопль дикого ужаса, издаваемый раненым бандитом.

Блистательная, вашу мать, победа!

Четыре трупа и один пленный…

Как оказалось, в аптеке прятался еще один солдат, который, увидев трагическую развязку, поспешил сдаться, выкинув свою винтовку на улицу.

Экспресс-допрос дал кучу информации о мотивах преступления и методах действия сего преступно-прискорбного сообщества.

Ванька Уксус (тот, кого я застрелил с динамитом в руке) – бывший балтийский матрос – предполагал взять в аптеке «марафету», который владелец хранил в торговом зале в несгораемом шкафу. Заодно предполагалось «пощипать буржуев». Для этого означенный Ванька вместе со своим подручным Фимкой Змеем (тот, который, будучи ранен в ногу, погиб при взрыве), вступил в преступный сговор со своим старинным дружком Кондратом (первый из солдат, убитый полицейскими на перекрестке). Означенный Кондрат, служивший в 192-м запасном пехотном полку, подговорил своих сослуживцев, с которыми он был назначен в патруль на углу Малой Бронной и Большой Садовой.

Собственно, сам допрашиваемый был бел, пушист и боголепен и решился на преступление только под давлением своих сослуживцев – уже упомянутого Кондрата и Васятки (солдат, застреленный мной через витрину).

Иначе – ни-ни… Как есть! Свят-свят! И так далее, и тому подобная брехня.

Больше всего меня заинтересовала фраза, вскользь оброненная «кающимся грешником», что «аптеку надо ломануть нынче же ночью, потому как потом будет большая буза, и фараонам станет не до нас…»

А это означает, что «большую бузу» следует ожидать в ближайшие часы?

Знаете, в американских фильмах частенько встречается ироничная фраза «А вот и кавалерия!», пришедшая из вестернов середины 50-х годов.