– Так точно, господин фельдфебель!
– Ну тогда идите! С Богом!
Гренадеры по очереди перемахнули через бруствер и исчезли в ночи.
Отправив солдат на задание, фельдфебель подошел поинтересоваться: «Какие будут приказания?»
– Вот что, Лиходеев! Раз уж я сегодня такой добрый, то сиди-ка ты тут вместо меня и наблюдай. А я вздремну, пожалуй! Устал, как собака, а вы тут со своими инициативами лезете!
Бросив охапку принесенного Савкой свежего сена в подбрустверную нишу, я расстегнул амуницию, пристроил в изголовье автомат и улегся спать, завернувшись в шинель. Лето хоть и теплое, а земля-то – холодная!
Уснул быстро, даже несмотря на то что в наших окопах уже вовсю шумели, разворачивая свою ремонтно-хозяйственную деятельность, бравые саперы.
12
Выспаться как следует мне так и не удалось…
Часа через два после ухода «охотников» со стороны нейтралки прозвучало несколько выстрелов…
А потом началось такое!
Переполошившиеся посты палили с обеих сторон, взлетали ракеты, стрекотали пулеметы. Забухали полковые орудия и минометы.
Вся эта катавасия продолжалась почти сорок минут и постепенно сошла на нет.
– Сходили! Мля… Поглядели! – бурчал я себе под нос, вжимая голову в плечи…
Когда стрельба только началась, на наблюдательный пункт посыпались звонки сначала от командира роты, потом из батальона и наконец из штаба полка.
Прикрывая мембрану телефонной трубки рукой, чтобы было лучше слышно, я раз за разом докладывал, что движения противника не наблюдаю, никаких сведений о разведывательной команде не имею, но как только – так сразу!
Упаси нас Господи от огня противника и излишнего внимания начальства! К тому моменту как вернулись наши охотники, я был доведен до белого каления и то и дело взрыкивал на окружающих. Окружающие предпочитали держаться от недовольного меня как можно дальше.
Так вот, сначала в траншею через бруствер ссыпались четверо моих нерадивых подчиненных, а уже следом поочередно спустились гренадеры из разведкоманды.
Причем, что характерно, не одни!
Добычей и, собственно, прибавлением, в этой теплой компании оказались два связанных немца с кляпами во рту.
– Савка, фонарь давай! – распорядился я и с ходу застроил фельдфебеля разведчиков. – Докладывайте! Что у вас там приключилось? Что за стрельба?
– На германскую разведку наткнулись, вашбродь. На артиллеристов… Приглядывали мы за ихней траншеей. Слышим – ползет кто-то. Ну мы их подпустили поближе и кинулись. Двоих в ножи взяли, еще двоих скрутили. Хто ж знал, что там еще один лезет… Он, ирод, палить начал… Мы его, конешна, кокнули, да поздно – нашумели… Германцы так палили – страсть! Как живы-то остались – непонятно! Одной помощью Господней и спаслися! – Разведчик размашисто перекрестился.
– Раненые есть?
– Никак нет, вашбродь! Царапины токмо, хучь и до крови!
– Ну молодец, показывай пленных!
– Сергунька! – окликнул фельдфебель кого-то из своих. – Давай немаков сюды!
Вид пленные имели довольно жалкий: в грязной изорванной форме, с разбитыми физиономиями и какими-то тряпками во рту в качестве кляпов.
Судя по расцветке галуна и погон – действительно артиллеристы: офицер и унтер.
– Ну-ка выньте у офицера кляп! Поговорить с ним хочу!
Кляп вытащили, и пленный предстал передо мной, щурясь от света потайного фонаря уцелевшим глазом, – другой был подбит и заплыл огромным синяком.
– Name? Dienstgrad? Truppenteil?[90]
– Leutnant Lamm! Die erste Schwerebatterie des zwanzigsten Armeekorps![91]
– Fhnfzehnzentimeterkaliber?[92]
– Ja[93]…
Поболтав еще немного с очумелым немецким лейтенантом, я выяснил, что на нейтралку они вылезли с целью оборудования поста скрытого наблюдения, дабы корректировать артиллерийский огонь во время завтрашней атаки.
Когда немцев увели в штаб полка, я взялся за телефон – пора было доложить о событиях веселой сегодняшней ночки.
К тому моменту когда я вдоволь наобщался с вышестоящими начальниками всех уровней, у меня над душой уже стоял довольный Лиходеев.
– Разрешите доложить, вашбродь?
– Докладывай!
– Хорошо охотники сходили. С прибытком вернулися… Спасибо вам, вашбродь! Вот, стало быть, благодарствуем. – Лиходеев положил на снарядный ящик, используемый в качестве телефонного столика, нечто, завернутое в тряпицу.
– Разрешите идти?
– Иди… – Кузьма Акимыч исчез как утренний туман – тихо и незаметно, а я осторожно развернул оказавшийся тяжелым сверток.
Ого! Массивная кобура из коричневой кожи и небольшой никелированный пистолет с рифленой деревянной рукояткой.
Последний я взялся внимательно рассматривать.
Надпись с левой стороны гласила: SELBSTLADE PISTOLE BEHOLLA CAL 7,65 – значит, «бехолла» калибром 7,65. Над спусковым крючком – серийный номер: 9019. С правой стороны название расшифровывалось: BECKER U HOLLANDER WAFFENBAU SUHL.
О! У отца есть охотничий карабин «маузер» – и тоже «Беккер и Холландер».
А пистолетик-то хорош! Маленький, ухватистый и выглядит весьма и весьма стильно. Выщелкнул обойму – семь патронов. Для скрытого ношения и как оружие последнего шанса – самое оно!
Отложив понравившуюся мне обновку, я взялся за кобуру.
Тут никаких неожиданностей не было – банальный и брутальный «парабеллум» с запасной обоймой и инструментом.
Неплохо.
Достойное пополнение моей коллекции, начавшейся с подаренного казаками-уральцами «маузера».
Завернув подарки обратно в кулек, я отправился в наш с Казимирским блиндаж.
Надо бы наконец выспаться…
Что-то мне подсказывает, что день завтра будет дли-и-и-нным…
Глава шестая
1
Скукота…
Нет! Не так…
СКУ-У-КО-ТА!!!
Причем не просто так, а по ряду объективных причин.
Например, качество окраски стены и лепнину на потолке я изучил до мелочей, а вместе с тем и прочие архитектурные изыски вроде пилястр и капителей палаты номер четыре Варшавского военного Александровского госпиталя…
Развлечения как таковые отсутствуют, да и настроения развлекаться нет. Читать при свечах – некомфортно. Гулять – здоровье не позволяет.
Формулировка безупречна – именно что «скукота»… Большими буквами…
Сейчас вообще ночь, то есть вдобавок еще и темно, одиноко и тоскливо…
Надо бы, наверное, поспать, но не получается. Мешают стоны артиллерийского подпоручика – моего соседа по палате.
Руку опять же отлежал… Левую… Потому что сплю только на левом боку…
Сплю я так по той простой причине, что правая сторона груди у меня прострелена…
Навылет… И легкое тоже – навылет…
А главное – снится все время тот день… Тот самый – самый длинный…
В ночь немцы сменили потрепанный резервный полк, безуспешно атаковавший наши позиции, на переброшенный с Западного фронта пехотный. Атаку перед самым рассветом начали германские штурмовики.
Как они оказались в наших окопах – непонятно…
Возможно, свет на это прискорбное событие смог бы пролить командир второго взвода старший унтер-офицер Филиппов. Но он сгинул безвестно, вместе со всем секретом, бывшим в боевом охранении впереди наших окопов…
Так или иначе, немецкие штурмовые команды ворвались в передовую траншею, паля из пистолетов и забрасывая гранатами блиндажи, землянки, окопы и ходы сообщения.
Пулемет в первой траншее даже не успел открыть огня.
Разбуженные стрельбой и взрывами, мы с Казимирским, одевшись впопыхах, выскочили в траншею:
– Вы – направо! Я – налево! Барон, любой ценой не дайте немцам прорваться во вторую траншею, и да хранит вас Бог!
