Повезло… Передергиваю затвор автомата. Все! Теперь подходите, сволочи, – всех отоварю!!!

Яростное раскатистое русское «Ура!» слышится откуда-то сзади. Орлы из одиннадцатой роты наконец-то прочухались и пошли в атаку.

Теперь мы немцев точно дожмем!

Площадка уже очищена от врагов, из ходов сообщения набегают новые и новые гренадеры.

– Вперед! – машу рукой, указывая направление. Успеваю подумать, что это – любимое мое словечко на сегодня. Следом за выскочившим откуда-то Акимкиным с его бертье-федоровым ныряю в следующий ход сообщения.

Еще несколько минут суматошного бега и стрельбы – и мы оказываемся у пары аккуратных палаток, возле которых у раскладного столика стоят несколько немцев с поднятыми руками, опасливо косясь на штыки окруживших их гренадер.

Финита ля комедия… Противник предпочел сдаться – и слава богу!

Фу-у-у-у-у-у…

Жрать хочется – сил нет!!!

Какая вкуснотень!!!

Я жадно поедал горячую рассыпчатую гречневую кашу с мясом и луком. Тыловики наконец-то добрались до нас, причем ровно за полчаса до полуночи. Теперь оголодавшие солдаты активно уничтожали доставленную провизию.

Тут же был организован пункт раздачи огнеприпасов. Подтянулись санитарные повозки под командованием младшего врача коллежского секретаря Эльбова, а за ними минометчики и артиллеристы со своими траншейными пушками.

После окончания боя мы успели подсчитать потери и трофеи, с помощью пленных саперов подготовить позиции к обороне, развернув их фронтом на север. Для полного счастья нам не хватало только здорового трехразового питания.

Я даже сгрыз несколько сухарей из сухпая, пока мы с Лиходеевым осуществляли традиционный военно-административный учет, а Савка набивал патронами опустевшие автоматные магазины.

Блаженное чувство сытости меня и подвело. Едва закончив ужин, увенчавшийся несколькими глотками красного вина из фляги, я вырубился, сидя на трофейной скамейке и привалившись спиной к стенке траншеи.

Выспаться как следует не удалось.

Савка разбудил меня в пять утра, едва только стала заниматься заря.

– Вашбродь! Вашбродь! – потеребил он меня за плечо. – Немцы!!!

– Что? Где? – Сон как рукой сняло.

– Караул у болота доложил – германская колонна! Кузьма Акимыч велел вас будить, а сам побег к пулеметчикам.

– Ага! – Я выбрался из-под одеяла, которым меня накрыл мой заботливый ординарец, нахлобучил каску, подхватил автомат. – Идем!

Мы рысью пробежали по ходам сообщения до самого флангового поста, стоявшего на краю болота, по которому мы вчера так ловко обошли немцев.

Лиходеев был уже здесь и вместе с фельдфебелем-пулеметчиком Смирнягой распоряжался установкой второго «максима». В передовом окопе готовились к бою гренадеры.

– Здравия делаю, вашбродь!

– Утро доброе! Ну что тут у вас?

– Эвона! Глядите! – Кузьма Акимыч махнул рукой в направлении открытого поля, начинавшегося сразу за болотом.

Я схватил бинокль и впился взглядом в утреннее туманное марево, стоявшее над полем.

Оба-на! Действительно, метрах в шестистах маячила немецкая ротная колонна, идущая прямо на нас.

– Где командир роты?

– Двух вестовых послал его сыскать, да, видать, пока не нашли. Его благородие ночью ушел к медицинским – винца попить. Да так и не вернулся, – откликнулся Лиходеев.

– Ладно! Без него разберемся… – Я вновь приник к биноклю. – Подпустим германца поближе – и ударим!

Затаив дыхание, мы ждали приближения немцев. Они шли четко, сомкнутой походной колонной. Офицер вышагивал рядом со строем впереди справа.

Подпустив их шагов на триста, я крикнул:

– Огонь! Пли!

Застрекотали «максимы», жадно поедая патронные ленты, их поддержали ручные пулеметы третьего и четвертого взводов. Гренадеры, высунувшись из окопов, тоже бегло палили по противнику.

Первые ряды вместе с офицером были скошены сразу. Остальные немцы шарахнулись в стороны и бросились на землю – окапываться. Но плотность нашего огня была такова, что через какие-нибудь десять минут вся колонна оказалась перебита или прижата к земле.

– Третий взвод! – обернулся я к унтер-офицеру Зайцеву. – Вперед! Прочесать поляну, там должен был кто-то остаться. Идите аккуратненько вдоль болота, а то мало ли что…

– Слушаюсь! – Зайцев схватился за висящий у него на шее медный свисток и пронзительно засвистел, призывая своих подчиненных. – Третий взвод! Выхо-о-одим!!!

Гренадеры засуетились, выбираясь из окопа, и мелкими группами посыпались в приболотную низину. Потом, развернувшись цепью, под прикрытием наших пулеметов они пошли вперед – на немцев.

Сопротивления никакого не было. Уцелевших быстро сгуртовали и погнали к нашим окопам.

Я опустил бинокль и, откинув назад каску, вытер рукавом внезапно выступивший пот.

Весело, однако, денек начинается…

Н-да… Колючка в четыре кола глубиной, а за ней линии окопов, доты.

Немцы тут обустроились весьма и весьма капитально. К тому же и сам город должен быть неплохо укреплен.

Мы расположились на вершине одного из мелких холмов менее чем в километре от Штрасбурга, бывшего когда-то замком Тевтонского ордена. От самого замка осталась только высоченная восьмиугольная главная башня, торчащая как перст среди невысоких городских кварталов. Другие ориентиры – это кирха и белый шпиль ратуши. Все это – на дальнем берегу речки Дрвецы.

В принципе в этом районе вся оборона построена по ее северному берегу, однако часть города находится на южном берегу. Река изгибается подковой на север, а внутри ее изгиба и располагаются городские предместья, а главное – два моста на тот берег. Линия обороны как раз соединяет основания подковы, образуя предмостные укрепления.

Передо мной только голое поле, раскинувшееся вплоть до вражеских окопов, ухоженное и обработанное даже в военное время.

Я с грустью разглядывал в бинокль германские позиции.

Конечно, здесь оборона не столь насыщенна, как та, которую мы уже прорвали, но теперь-то нас ждут, и такого козыря, как эффект внезапности, мы лишены. К тому же именно за этой линией находятся последние немецкие резервы и их тяжелая артиллерия.

Интересно – что же дальше? Как наши многомудрые генералы решили для себя эту задачку?

Я убрал бинокль, махнул рукой гренадерам 11-й роты, сидевшим в линии боевого охранения, и, отползши назад, стал спускаться с холма, у подножия которого с ружьем в обнимку сидел Савка.

– Пойдем, Савка, в роту. Узнаем новости, а заодно и поедим!

– Давно пора, вашбродь! Живот уж сводит! Цельный день не жрамши, – откликнулся мой бравый ординарец, поднимаясь с травы.

– Да уж… Денек был веселый. Но завтра, боюсь, будет еще веселее!

Обосновавшись на захваченных вчера позициях у высоты два-девять-ноль, мы отбили еще две германские атаки, почти полностью уничтожив батальон 3-й резервной дивизии.

А ближе к вечеру, пережив короткий, но интенсивный артналет и продвинувшись еще на три километра, наш батальон вышел к холмам у Штрасбурга.

Теперь нам предстояло прорвать последнее препятствие на пути к Балтике.

Как это будет происходить, я представлял довольно смутно, но, вымотавшись за день, не имел никакого желания размышлять о стратегии и тактике. Хотя невеселые мысли о днях грядущих постоянно крутились в голове…

Теперь батальон спешно окапывался, готовясь к возможному немецкому контрнаступлению. Пока личный состав рыл окопы, подошедший взвод саперов обустраивал блиндажи. Вся эта полевая фортификация производилась в невидимой для немцев зоне за холмами и по сути серьезного препятствия для противника не представляла. Настоящие позиции будут возводить ночью по вершинам холмов, а в этих можно будет переждать артобстрел.

Кстати, немцы почему-то не стреляли. Я абсолютно не сомневался в том, что они знают о нашем присутствии, но, следуя какой-то своей логике, противник не вел даже беспокоящего огня.