– Чего? – недоуменно пробасил до этого молча стоящий передо мной каптенармус.

– Не «чего», а «так точно, ваше благородие»! – передразнил я его. – Ладно, унтер-офицер Копейкин, иди! Пока у тебя с учетом все в порядке. На кухню и на выдачу казенного припаса ни у кого жалоб тоже нет.

– И смотри у меня, Филька! Будешь шельмовать – в первом ряду на германские пулеметы выйдешь! – Сказал свое веское слово Лиходеев, поднеся к вытянувшейся физиономии «артельщика» внушительного размера кулачище.

Рано утром прискакал вестовой из штаба полка.

Сие заурядное на первый взгляд событие я наблюдал лично в процессе умывания. Не знаю, что тут за водоем поблизости, но вода настолько холодная, что даже Савка, помогающий мне в оной гигиенической процедуре, не может смотреть на все это без содрогания. Каждое утро умываюсь до пояса, а потом растираюсь полотенцем до красноты. Зато бодрит!

Слава богу, роса по утрам прибивает пыль к земле, иначе мне пришлось бы мыться заново. Всадник пронесся мимо нас и погнал коня дальше между рядами палаток по направлению к штабу батальона.

– Тьфу, оглашенный! – буркнул Савка, подавая мне чистую рубаху.

– Интересно… Что ж это такое случилось, если вестового сюда погнали? – вслух поразмыслил я. – Могли ведь и по телефону позвонить.

– Не могу знать, вашбродь.

– А знать, Савва, и не надо. Надо догадываться!

Гадал-гадал, да не догадался – приказ командира батальона, полученный получасом позже, приводил в еще большее недоумение.

– Господа офицеры! Получено указание из штаба полка. Всем офицерам, а также ротным, взводным и отделенным унтер-офицерам прибыть на поле для занятий, предварительно заготовив мишени. Всем остальным расположения батальона не покидать! – Капитан Берг сложил полученный из штаба полка пакет и положил его на походный столик. Делегаты от каждой роты прибывают по расписанию. Для нашего батальона оно таково: девятая и десятая рота – в тринадцать часов; одиннадцатая и двенадцатая рота – в четырнадцать часов. – Приказ ясен?

– Так точно! – хором отозвалось батальонное офицерство.

– Меня вызывают в штаб. За меня остается штабс-капитан Ильин. Дмитрий Владимирович, проследите за надлежащим исполнением приказа.

– Слушаюсь! – козырнул командир 9-й роты. – А что вообще происходит, Иван Карлович?

– Не знаю и даже не догадываюсь, господа!

Во как!!!

– Черт возьми! Да что же, в конце-то концов, происходит? – страдал командир «последней» 12-й роты поручик Павлов. – Приказы какие-то бессмысленные.

– Они не бессмысленные. Просто мы этого самого смысла в них не видим, – флегматично отозвался Казимирский, раскуривая очередную папиросу. – Пока не видим…

Хм… Надо же! А он у меня – философ, оказывается. Вот так и открываются в человеке, которого ты уже оценил, взвесил и наклеил ярлычок, новые стороны характера.

Офицеры батальона скопом торчали у штабной палатки, оживленно обсуждая полученные указания. Версий было множество, пустого трепа – и того больше. «Мозговой штурм» начался спустя минуту после отбытия комбата в штаб полка и продолжался с небольшими паузами уже полчаса.

Моего мнения тоже спросили.

Я честно ответил, что для полноценного анализа ситуации маловато информации…

А они ржать начали – решили, видать, что опять прикалываюсь.

Тьфу…

Всеобщий спор и мои грустные размышления были прерваны стрельбой со стороны учебного поля.

– Из пистолетов бьют! – прислушавшись, сообщил Генрих Литус. – С чего бы это вдруг?

– Вот именно… С чего бы это вдруг понадобилось из личного оружия мишени портить? – задумчиво изрек штабс-капитан Ильин.

– Может быть, начальство какое нелегкая принесла? Или очередной приказ «о недопущении» огласили – вот наши там с горя и стреляются, – иронично отозвался Казимирский.

Приказ «о недопущении» – это такая местная хохма.

Верховное командование издало приказ «О недопущении использования противогазов для очистки через активированный уголь, в них содержащийся, денатурата, лака и других спиртовых суррогатов. Предлагается командному составу установить наблюдение и не использовать противогазов для очистки спиртовых суррогатов»[35]. Поскольку, ввиду малообразованности солдатской массы, никто не знал, что противогаз может служить хорошим фильтром для очистки денатурата и прочей химии, никто этим и не занимался. А как только означенный приказ довели до личного состава – просветили, так сказать, – злоупотребления с употреблением спиртосодержащих жидкостей начались сплошь и рядом.

В общем, века идут, а в русской армии ничего не меняется. Чем старше наши командиры – тем круче их идиотизм.

Тем временем одиночная стрельба сменилась сухим треском очередей.

– Вот черт! – Штабс-капитан Ильин метнулся в штабную палатку. – Штаб полка давай! – гаркнул он на унтера-связиста, сидевшего у полевого телефона. – Быстрее!!!

– Есть! – Тот схватил трубку и яростно закрутил ручку аппарата. – Береза! Береза! Я – Сосна! Извольте, вашбродь! – Унтер-офицер протянул трубку Ильину.

– Алло-алло! Это штабс-капитан Ильин. Слышим стрельбу из пулеметов со стороны штаба! Да? Что? Понял! Понял! Хорошо! – С озадаченным видом он вернул трубку связисту.

– Ну что там? – набросились на него остальные офицеры.

– Сказали, что все в порядке. Так и должно быть. Интересовались нашей готовностью к часу дня.

– Чертовщина какая-то!

– Секретики!

– Ничего не понимаю…

Все загомонили разом, а я скромненько помалкивал. И хотя тоже ни хрена не понимал, но догадывался – уж звук пулемета от пистолета-пулемета я отличить в состоянии.

В 13–00 офицеры и унтеры 9-й и 10-й рот уже выходили согласно приказанию начальства на поле для занятий. Младшие унтеры тащили на плечах заготовленные мишени – дощатые щиты на палках, с намалеванным по центру темным кругом.

Навстречу нам попалась делегация двух рот 2-го батальона в сопровождении полкового адъютанта. У каждого из них при себе был брезентовый футляр для охотничьего ружья, что вызвало недоумение у моих сослуживцев.

Наша попытка переговорить с офицерами была этим самым адъютантом пресечена на корню. Правда, после того как сразу несколько человек попросили его «не зарываться», поручик Шевяков закатил глаза и взмолился:

– Да успокойтесь вы, господа! Я тут ни при чем! Приказано соблюдать строжайшую секретность. Сейчас вам все разъяснят.

На окраине поля было выставлено несколько больших палаток. На площадке перед палатками стояли длинные столы, вокруг которых суетилось полковое начальство и несколько незнакомых штаб-офицеров. Здесь же присутствовала вся наша полковая жандармская команда, выставленная в караул.

– Вы вовремя, – поприветствовал нас подошедший капитан Берг. Комбата просто распирало сообщить нам нечто совершенно, по его мнению, удивительное, но он явно сдерживался. – Девятая рота, занимайте места у столов с первого по пятый, десятая – с шестого и далее.

Мы распределились по столам, как и было приказано, и замерли в ожидании.

К нам вышел сухощавый артиллерийский полковник с аксельбантом Генерального штаба на правом плече:

– Здравствуйте, господа. Я – полковник Феклистов Александр Федорович. По поручению командования должен ознакомить вас с новым образцом вооружения, поступающим в войска. Это пистолет-карабин системы Фролова. Оружие сконструировано под четырехлинейный пистолетный патрон и способно вести как одиночный, так и автоматический огонь…[36]

Я слушал и внутренне восхищался своей прозорливостью.

В принципе, идея пистолета-пулемета была реализована итальянским инженером Ревелли еще в 1915 году. Но вот сам путь реализации…

Означенный девайс, вошедший в историю как «Виллар-Пероса», или «ФИАТ», представлял собой именно двуствольный пулемет под пистолетный патрон – тяжелый, сложный и жутко ненадежный. Всего через пару недель все присланные на фронт образцы вышли из строя и были заброшены в мастерских в связи с невозможностью ремонта. И только после серьезной модернизации боевое применение этого чуда инженерной мысли стало хоть как-то возможно.