Облом. Все скрыто дымом и пылью.

Хотя, если рассуждать логически, пулемет может быть только между участками наступления – нашего и соседнего. Причем ближе к нам, иначе стрелял бы по сибирцам.

– Ладно! Пошли! – Забираю у ординарца оружие.

Первым выскакивает Жигун, за ним – мы. Перебегаем до следующего укрытия. Здесь уже наши. В двух соседних воронках расположились младший унтер-офицер Рябинин и шестеро солдат. На дне нашей воронки – убитый. Лежит навзничь, широко раскинув руки, на груди несколько темных пятен. Лицо закрыто каской.

– Кто? – вместо приветствия спрашиваю у унтера, кивая на труп.

– Орехов… – просто и коротко отвечает он.

– Другие потери есть?

– Никак нет! Там, у кольев, в воронке еще пятеро наших. Успели добежать, а нас накрыло. Пулемет-то с перерывами бьет. – Рябинин вздохнул.

Глядя на его вытянутую унылую физиономию, почему-то вспомнил ослика Иа. Жалкое, душераздирающее зрелище. Вот не повезло человеку с внешностью, хоть и служака он отменный. Спокойный, расчетливый.

– Что думаешь делать?

– Обождем, пока он по нас пулять перестанет, и поползем, по трое.

Тем временем над нашими головами засвистели пули, сбивая с развороченного края воронки комья земли.

Вот гад! Пристрелялся!

Вдруг откуда-то сзади раздалось резкое и короткое: «Банг»! Потом еще раз: «Банг», – и пулемет, подавившись очередным патроном, смолк.

Мы с Рябининым одновременно высунулись посмотреть – что и как? Сзади, у нашего предыдущего укрытия, маячил клепаный щит 47-миллиметровки системы Гочкиса. Артиллеристы подоспели вовремя.

– Чего сидим? Кого ждем? – Я сразу взбодрился. – Пошли! Вперед!

Еще один короткий бросок – и мы в воронке посреди бывшего проволочного заграждения. Тут уже никого нет – ушли вперед. Дождавшись остальных, двигаемся следом. По пути замечаю еще несколько убитых.

Наши? Не наши?

Еще полсотни шагов короткими перебежками – и мы сваливаемся в полузасыпанную немецкую траншею.

– Фух… – С трудом пытаюсь отдышаться. – Дошли…

Оглядываюсь.

Со мной четырнадцать человек. Гренадеры распределились по окопу, изготовившись к бою.

Кругом картина полнейшего разрушения – траншея местами обвалилась, местами отсутствует вообще… Справа от нас – разбитый прямым попаданием блиндаж, из-под расщепленных бревен торчат тощие ноги в ботинках с обмотками. Еще несколько убитых в «фельдграу»[38] застыли в различных позах у лежащего на боку, среди измятых патронных коробок и обрывков лент пулемета МГ-08[39].

Огневая завеса, создаваемая нашей артиллерией, ушла вперед. Но несколько орудий бьют гранатами и шрапнелью по немецким траншеям метрах в двухстах правее нас. Обеспечивают фланг. Огонь русской тяжелой артиллерии стал еще глуше – эти гасят дальние тылы.

– Вашбродь! Наши идут! – окликает меня Рябинин.

Слева по окопу пробираются несколько человек, один из них с ручным пулеметом на плече. Впереди, низко наклонив голову, идет некто с автоматом в руках и тремя унтер-офицерскими лычками на погонах. Шмелев? Точно – Шмелев!

– Добрались?

– Так точно, вашбродь!

– Потери есть?

– Четверо раненых. Один – тяжелый. Вынесли мы его. Я там, у хода сообщения, второе и третье отделение оставил, прихватил пулеметчиков – да и вас двинулся искать.

– Кого-нибудь из девятой роты встретили?

– А как же. Там раненых с десяток. И один часовой – пленных охраняет.

– Пленных? И много пленных-то?

– Дюжины две будет. И новых тащат и тащат. Я уж думал, тут всех поубивало, ан нет – есть живые-то. Токмо очумелые совсем. Не соображают ничего.

– Ну еще бы! Двенадцать часов без перерыва долбили. Очумеешь тут!

Что там у нас на повестке дня? Задача второй волны атаки – обеспечение флангов. Значит, будем обеспечивать! Начинаю распоряжаться:

– Слушайте все! Сейчас идем вправо до первого хода сообщения, ставим там пост с пулеметом и ждем подхода одиннадцатой роты. Палатов, давай бегом, ищи командира роты. Доложишь, где мы и что с нами. Понял?

– Так точно!

– А чего стоишь, раз понял? Брысь отсюда!!! – Я перехватил оружие поудобнее. – Остальные – со мной. Кто там с дробовиком? Гусев? Пойдешь первым!

Двинулись. Первый – с ружьем, второй – с заточенной лопаткой в одной руке и гранатой в другой, третьим шел Рябинин с автоматом на изготовку.

Продвинувшись метров на двадцать, дошли до поворота. Гусев резко выглянул за угол, осмотрелся и посеменил дальше. По пути мы наткнулись на разбитый прямым попаданием наблюдательный пункт. Кругом какие-то окровавленные ошметки, обрывки проводов, разбитая стереотруба. Сразу за НП в окопе навзничь лежит убитый немецкий офицер с оторванной рукой и окровавленным лицом. Проходим мимо, стараясь не наступить. Ушлый Жигун наклоняется и снимает с убитого ремень с кобурой, безжалостно разрезав портупею штыком. Оглядывается на меня – я показываю ему кулак.

Еще немного – и подбираемся к развилке. Гусев повторяет свой фокус с выглядыванием: никого.

– Трое – по ходу сообщения, до ближайшего поворота! – оценив обстановку, командую: – Рябинин и еще трое – дальше по траншее. Осмотреться. Акимкин с пулеметом – здесь.

Гренадеры расползаются по окопам. Все предельно напряжены. Двигаемся уже минут десять – и ни одного немца.

Ну вот… Накаркал.

Рябинин спешит к нам.

– Немцы, вашбродь! За поворотом траншеи. Голоса слышно.

– Приготовиться!

У самого поворота, изготовившись, скрючился кто-то из наших с двумя гранатами – по одной в каждой руке. За ним с дробовиком на изготовку сидит на корточках Гусев. Еще один гренадер, не вижу кто, расположился на «смотровом» пороге траншеи, сжимая в руках карабин с примкнутым штыком.

– Давай! – командую Рябинину. Тот хлопает Гусева ладонью по спине, а Гусев хлопает гранатометчика.

Поехали.

Одна за другой за поворот траншеи летят гранаты. Дождавшись разрывов, в клубящиеся дым и пыль ныряют мои солдаты.

Бац! Бац! Бац! – гремит дробовик, словно бичом щелкает выстрел карабина.

– Oh! Mein Gott[40]… – кричит кто-то за углом. Я выскакиваю вслед за остальными.

У небольшого блиндажа с оружием на изготовку замерли гренадеры. На дне траншеи лежат несколько убитых немцев. У самого входа в укрытие, схватившись за развороченный живот, корчится и стонет еще один – из дробовика досталось. Не жилец…

– Давай, давай!!! – машу рукой. – Не останавливаемся!

Неожиданно где-то начинает бить пулемет. Пули с визгом проносятся над нашими головами.

Что за хрень? Неужели напоролись?

Спустя полминуты до меня наконец доходит: стреляет станковый пулемет. Видимо, откуда-то из второй линии немецких окопов.

Твою мать!!!

Чуть правее нашего участка наступления должен быть еще один бетонный дот! Это наверняка из него пуляют.

Что делать?

С одной стороны – фланг в передовой траншее мы прикрыли и теоретически можем спокойно ждать подхода одиннадцатой роты, а уж потом только идти дальше.

С другой стороны – этот долбаный «Pillbox» просто не даст подкреплениям подойти.

«Гочкисы» его не достанут – только если прямо в амбразуру, что маловероятно…

Навести на дот наши гаубицы – тоже нельзя. Связи нет, корректировать никто из нас не умеет, да и пушкари скорее в нас вмажут – до второй траншеи метров сто по прямой.

Вывод – надо брать своих бойцов и идти совершать подвиг, за который непременно дадут медаль. Но вручат ее уже семье…

– Шмелев! У кого-нибудь граната Новицкого есть? – осенило меня. Пятифунтовая граната системы Новицкого, прозванная в войсках «фонариком», обычно использовалась для подрыва проволочных заграждений и полевых укреплений. Для нашего случая – самое то!