Все это многообразие служб плодотворно трудилось под чутким руководством весьма часто упоминаемого, но совершенно мне неизвестного генерал-адъютанта графа В.И. Белоусова.

Надо хорошо заботиться о своем здоровье.

Тело у меня нынче не то чтобы «супер», зато – молодое! А значит, довести его до приемлемых кондиций – вполне даже в моих силах.

Что для этого нужно?

Желание, упорство, возможности и правильное питание. Со всем этим проблем нет. Есть проблемы с закаливанием. При моем ранении в ближайшие несколько месяцев подобные процедуры могут скорее повредить моему здоровью. Но это – издержки.

Намедни я посетил «Магазин товаров для охоты, спорта и путешествий» Биткова на Большой Лубянке с целью приобретения необходимых тренажеров.

Конечно, был и еще один вариант: начать посещать Цандеровский институт механотерапии – местный аналог тренажерного зала. Но туда меня совершенно не тянуло, так как с некоторыми механизмами тех времен я ознакомился еще в своей прошлой жизни в славном городе Ессентуки[140]. Представьте себе помесь заводского цеха и пыточной камеры с кучей «станков», которые «сберегают силы пациента и в то же время без всякого с его стороны напряжения действуют на мускулы механически путем трясения, валяния, толчков, глажения и вибрационного движения особых приборов…»[141]. Причем все эти чудеса с приводом от электромотора или, на худой конец, – от паровой машины.

Боже упаси…

Ассортимент магазина меня откровенно разочаровал. Помимо традиционных одно– и двухпудовых гирь в продаже имелись штанги, причем не с блинами, а с шарами на концах, булавы для жонглирования, диски для метания и боксерские груши на подставке. Нормальных тренажера было целых три: «лодка» – имитирующий греблю, «насос» – имитирующий, понятное дело, работу ручного насоса, и обычная гимнастическая скамья с упорами, поперечной спинкой и подлокотниками.

Остальные товары для моих целей не годились: куча всякого барахла для верховой езды – от седел до жокейских шапочек, полнейшее разнообразие охотничьего и рыболовного снаряжения. Костюмы для всех видов спорта и активного отдыха. Сундуки и чемоданы вперемешку с коньками, лыжами и теннисными ракетками. Сабли, шашки, рапиры и широкий выбор пистолетов всех марок и моделей. Я даже присмотрел себе браунинг 1910 года – для коллекции.

Короче, пришлось довольствоваться тем, что было. Заказал две гири-пудовки и штангу. Надо же с чего-то начинать.

Ну вот, опять дождь!

Почему-то вспомнился монолог эстрадного артиста Велюрова, которого в фильме «Покровские ворота» сыграл Леонид Броневой: «Осень, друзья мои! Прекрасная московская осень! На улице идет дождь, а у нас идет концерт!»

Так и хочется перефразировать: «На улице идет дождь, а у меня идет время!»

Хотя мысль о концерте, точнее, о музыке можно признать своевременной – где там моя гитара?

Взял в руки инструмент и в очередной раз восхитился его исключительным совершенством – просто шедевр!

Встав у окна, тихо перебираю струны, пытаясь подобрать мелодию, наиболее созвучную нынешнему состоянию души. Наигрываю то одно, то другое, ищу и не нахожу – получается какое-то нескончаемое попурри на «дождливую» тему…

Разве что…

Пальцы будто сами заиграли лирический мотив Кинчева:

За спиной скрипнула дверь…

Ну вот, опять меня застали врасплох за несвоевременными песнопениями!

Обернувшись, встречаюсь взглядом с мамой и с удивлением замечаю в ее глазах слезы!

– Мама?

– Сашенька, эта песня… Откуда?

– Сочинил… Недавно… – Не хочется врать матери, но ведь приходится!

– Господи! Как же тебе, должно быть, одиноко, если в твоей душе рождается такое?

– О чем ты говоришь, мама?

– Я пришла позвать тебя к обеду, Федечка вернулся из гимназии, – резко сменила тему матушка. – Ждем только тебя.

– Сейчас иду!

Ну вот, попал так попал… С какой стороны ни глянь… Теперь меня точно женят на какой-нибудь девице благородных кровей в целях борьбы с одиночеством духа.

Хотя чего кривить душой? Есть оно, это самое одиночество: тяжелое и беспросветное. Одиночество человека в чуждом для него мире…

Поскорей бы на фронт: там некогда задумываться о высоких материях. Выжил – и счастлив. Сыт, одет и с потолка не капает – и внутренний мир легко приходит в равновесие.

Там все намного проще. Или сложнее?

Да и к чему загадывать? Все равно эвакуационная комиссия через два дня.

Свершилось! Меня выписывают!

Привычная уже процедура комиссии закончилась тем, что все члены сего благородного собрания пришли к консенсусу по поводу моего выздоровления.

Меня похвалили, поздравили и попросили завтра утром зайти за выписным листом в канцелярию главного врача.

После чего мы распрощались и я вышел в коридор. В очереди я был последним, по лазаретной традиции пропустив менее здоровых офицеров вперед. Так что спешить мне было некуда.

– Ну что, Саша? – поинтересовался Генрих, сидевший на колченогом стуле, ожидая меня. Комиссию он прошел раньше и теперь грустил, огорошенный решением оставить его в госпитале еще на месяц. Он-то надеялся получить «домашнее лечение»…

– Признан годным для несения службы, – процитировал я вердикт. – Сказали, завтра зайти за документами – и адью!

– Даже не знаю – завидовать тебе или сочувствовать?

– Сочувствовать? Что за упаднические настроения, господин поручик?

– Ладно! Идем! И не забудь: с тебя «отходная».

– Предлагаю, дабы не прятаться от врачей, отпраздновать мою выписку в каком-нибудь приятном месте!

– А ты уверен, что меня выпустят из нашего богоугодного заведения, дабы я смог насладиться твоим обществом?

– Не волнуйся! Со мной – выпустят! – Моя уверенность отнюдь не была показной: ведь с санитарами я договорился заранее…

Получив выписной лист, я направился отметить его у военного коменданта госпиталя капитана Лютца.

Капитан встретил меня весьма приветливо, и мы мило поболтали о всяких пустяках, присущих лазаретной жизни. Зарегистрировав выписку, комендант забрал у меня выписной лист и под расписку вручил предписание. На этом мы и распрощались.

Перед уходом я зашел в палату к Литусу.

Генрих увлеченно играл в шахматы с доктором Финком. В последнее время они очень подружились, чему я был несказанно рад. Теперь моему другу будет не так скучно коротать время в нашей уютной маленькой палате. Все потому, что, пока я долечивался на дому, к Литутсу подселили тяжелораненого офицера-пулеметчика. Бедняга был ранен в шею и для полноценного общения никак не годился ввиду временной неспособности говорить.

– Здравствуйте, господа!

– Здравствуй, Саша! – обрадованно вскинулся Генрих.

– Добрый день, Александр Александрович, – поприветствовал меня Финк.

– Я вижу, что вы с толком проводите время?

– Да. Теперь у нас с Якобом Иосифовичем ежедневный турнир! – похвастался Литус.

– И кто выигрывает?

– Двенадцать против семнадцати в пользу поручика! – с притворным сожалением посетовал доктор. – Но возможности для реванша я не исключаю!

– Получил предписание? – живо поинтересовался Генрих.

– Вот! – Я достал из нагрудного кармана свернутый листок.

– И что там?

– Полюбуйся сам! – ответил я, протягивая другу бумагу.