От раздумий меня отвлекает голос Матюшкина:
– Спасибочки вам! – С этими словами он возвратил бинокль наблюдателю и повернулся ко мне: – Разрешите идти?
– Иди!
6
Утро добрым не бывает!
И быть не может! Особенно когда оно начинается с ураганного обстрела.
Я и так не спал полночи, слушая стук топоров и матюки саперов и минометчиков. А теперь еще и это.
Грохот стоял неимоверный. Судя по звуку, по нам лупили кроме давешней батареи шестидюймовок еще и легкие стапятимиллиметровые гаубицы и полевые cемидесятисемимиллиметровки в придачу.
Земля ходила ходуном. Между потолочными досками блиндажа то и дело сыпалась земля.
Круто они за нас взялись!
В мой закуток заглянул Казимирский:
– Подъем, барон!
– Уже, Казимир Казимирович. Такой побудки не проспишь!
– Я – на наблюдательный пункт! А вы идите к телефонистам и будьте наготове!
– Слушаюсь.
Ротный выскочил наружу, а я намотал портянки и стал натягивать сапоги.
В блиндаж ввалился Савка:
– Здравия желаю, вашбродь!
– Где Жигун с Палатовым?
– Туточки они, вашбродь, в траншее под навесом расположились!
– Савка, хватай все это, – я махнул рукой на полевую амуницию, сложенную в углу, – и за мной!
Кое-как затянув ремни, схватил чехол с автоматом, подсумок с магазинами и, нахлобучив каску, выбежал наружу. Некогда мне всю эту светотень на себе развешивать!
Пробежав по ходу сообщения, скатился в блиндаж узла связи. Савка ссыпался по ступенькам следом за мной.
Наш телефонист младший унтер-офицер Токмаков, надсаживаясь, орал в трубку:
– Да! Да! Слушаюсь. Будет исполнено! – Увидев меня, он радостно вскочил и сунул трубку мне: – Вас, вашбродь! Командир батальона!
– Алло! Прапорщик фон Аш у аппарата!
– Барон! Роту в ружье! Готовиться к отражению немецкой атаки! – захрипела мембрана голосом капитана Берга.
– Слушаюсь!
– Где командир роты?
– На наблюдательном пункте!
– Хорошо! Будьте у телефона! И храни вас Господь! – В трубке что-то щелкнуло, и комбат отключился.
– Сидим! Ждем! – сообщил я Савке, раскладывающему мое барахло на скамейке. – Вестовых ко мне!
Мой ординарец метнулся к выходу и спустя минуту вернулся уже в сопровождении наших «бегунков».
– Жигун, давай мухой по взводам! Гренадерам в ружье! Готовиться к отражению атаки! Палатов – на наблюдательный пункт к командиру роты. Доложишь, что звонил капитан Берг. Приказал в ружье!
– Слушаюсь!
– Бего-о-ом!
Даже не оглянувшись вслед выскочившему вестовому, я стянул с плеч ремни, расстегнул пояс и стал навешивать на себя всю причитающуюся мне фигню – от лопатки до противогаза.
Если все пойдет не очень хорошо, то наш черед наступит уже скоро…
Из нашей вечной экономии, помноженной на лень и раздолбайство, телефонная связь на НП резервной позиции отсутствовала. Поэтому сообщались мы с Казимирским исключительно через вестовых.
Первым вернулся Палатов. Ввалившись в блиндаж, он сперва принялся отряхиваться от запорошившей его земли – и только потом, приложив ладонь к каске, доложил:
– Так что, вашбродь, господин поручик велел вам сказать – мол, «от телефона ни ногой». А ежели прикажут «вперед», то, стало быть, по свистку бросать пункт связи к чертовой матери – и вместе со всеми вперед идтить сам-первый.
Ну и доклад. Палатов – он парень ловкий да здоровый, но слегка тугодум.
– Вот скажи мне, рядовой, когда я отучу тебя от этого «так что» и «стало быть»?
– Не могу знать, вашбродь…
– Сдается мне, что я тоже «не могу знать»…
– Чего?
– Кру-у-у-гом! На патронный ящик у входа шаго-ом арш! – Ну не садист я, в самом-то деле, человека под обстрел выгонять.
– Есть!
Вот так-то… А касаемо «вперед идтить сам-первый» – что ж, вперед так вперед… Я не гордый – могу и сходить, коли надо.
Говорят, что хуже нет, чем ждать и догонять.
По моему скромному мнению, как говорится, – ждать начала атаки, находясь при этом под обстрелом артиллерии всех калибров. Да еще вдобавок догонять эту самую атаку, вероятно, под тем же обстрелом – гораздо хуже!
Хотя, если быть до конца объективным, именно по нашей позиции немцы стреляют не в полную силу.
Теоретически сейчас основной удар артиллерии противника приходится по передовой позиции. После того как немцы пойдут в атаку, они перенесут огонь на промежуток между первой и резервной позицией, дабы не допустить с нашей стороны подхода подкреплений. Да еще и долбанут по самим резервам, для того чтобы расстроить порядки еще до вступления в бой.
Накаркал…
Жахнуло так, что я чуть не слетел со скамейки, а телефонист едва успел поймать подпрыгнувший телефонный аппарат. С потолка посыпался мусор. Во входной проем сыпануло землей, и в воздухе отчетливо запахло сгоревшей взрывчаткой…
Египецкая сила!!!
Это где-то совсем рядом шестидюймовый ухнул. Хорошо, хоть не прямо на голову…
– Спаси и сохрани, Царица Небесная! – истово перекрестился Савка, которого взрывом чуть не сбило с ног.
– За нас германец принялся… – буркнул Токмаков, одной рукой придерживая трубку на весу, а другой отирая запорошенный стол.
– Давай связь с командиром батальона! – гаркнул я, немного придя в себя.
– Береза! Береза! Я – Рябина-девять! Порфирич, давай мне третий батальон! Третий батальон? Лапшин, ты, штоль? Начальника зови к трубке! – Телефонист протянул мне трубку: – Готово, вашбродь!
– Капитан Берг у аппарата! – ожила мембрана.
– Господин капитан, прапорщик фон Аш! Немцы перенесли огонь на резервные позиции!
– Слышу вас! Понял! Ожидайте приказа!
– Слушаюсь! – Я вернул трубку Токмакову.
Интересное кино: «Ожидайте приказа»!
Еще и Жигун куда-то запропастился. Причем, может быть, и навсегда…
Сквозь грохот разрывов отчетливо послышался треск пулеметов и беглая стрельба из винтовок.
Немцы в атаку пошли!
Чего делать-то?!
Тут к грохоту немецкого обстрела прибавился зычный голос нашей артиллерии. Судя по звуку, палили из всех стволов: трехдюймовки, полевые гаубицы, минометы… Постановка заградительного огня в действии.
Жалко, посмотреть нельзя…
С другой стороны, даже с НП много не увидишь. Там небось сплошная стена из пыли и дыма от разрывов стоит.
Главное – чтобы атакующих немцев обработали по полной программе!
7
Канонада постепенно затихала.
Взрывы становились все реже – и наконец прекратились совсем. Еще с полчаса огонь продолжала вести только наша артиллерия, но и она в конце концов смолкла.
На столе у Токмакова затрезвонил телефон:
– Я – Рябина-девять! Да! Так точно! Вашбродь, извольте к аппарату! Командир батальона!
– Алло! Прапорщик фон Аш у аппарата!
– Отбой, барон! Как только появится Казимирский – срочно ко мне!
– Слушаюсь!
Савка, обрадованный тем, что все закончилось, стащил с головы каску и с облегчением вытер лоб рукавом:
– Отбились… Дозвольте, вашбродь, я что-нибудь покушать сготовлю?
– Давай!
Вслед за ординарцем я вышел в траншею…
Солнышко светит, легкий ветерок шелестит в траве, неся с собой запах гари и свежевырытой земли…
Сняв каску, задираю голову и смотрю в бледно-голубое июньское небо…
Хорошо жить… Хорошо, что жив…
Минут десять спустя в переходе появился ротный в сопровождении своих связных.
– Как вы себя чувствуете, барон?
– Бодрым, Казимир Казимирович!
– Чудесно! Какие новости?
– Капитан Берг просил вас прибыть к нему со всей возможной срочностью!
– Сейчас иду! А вы, барон, распорядитесь протянуть на наш наблюдательный пункт телефонную связь. И выясните с Лиходеевым наши потери.
– Слушаюсь!
Удивительно! Только что тут ад земной был, а пан Казимирский выглядит так, словно не из-под обстрела, а с «шумного бала» вернулся: блестящий и слегка неопрятный.
