– Пять, вашбродь!

– Так вот, три сдашь по команде оружейникам, два оставишь, чтобы были! Мы их в ротную книгу писать не будем. (Имеется в виду ротный гроссбух, в который шел весь приход-расход подразделения по всем статьям – от личного состава и вооружения до запасов еды и прочего.)

– Удумали чего, вашбродь? – прищурился Лиходеев.

– Не без того… Я как рассуждаю? На войне-то лишних пулеметов не бывает, правильно? Да и запас карман не тянет.

– Так-то оно так… – нерешительно промолвил Кузьма Акимыч. – Токмо чего мы с ними делать будем?

– Как чего? Два себе оставим – один про запас, а другой сейчас поставим вот сюда и будем изучать устройство! По уму – это тот же самый «максим». Разберемся как-нибудь. А если поломаем чего – не беда! На разборку пойдет, чтоб запас для наших пулеметов был. Понятно?

– Понятно! Отчего ж не понять-то?

– Сейчас прямо и займемся! Савка, ну-ка зови сюда наших пулеметчиков. Если кого из пулеметной роты встретишь, тоже сюда тащи – вместе покумекаем. Быстро! Одна нога здесь, другая там!

– Слушаюсь, вашбродь! – Мой ординарец сорвался с места и рысью умчался по ходам сообщения.

Я присел на патронный ящик и прислушался – звуки боя со стороны Штрасбурга усиливались. Интересно – что же там происходит? Теоретически это может быть одна из ушедших в прорыв наших частей, которая обошла городишко с севера.

Если так, то грядут перемены…

Как я и предполагал, принципиально пулемет МГ-08 от нашего «максима» образца 1910 года отличался несильно. Та же конструкция Хайрема Максима в немецком исполнении, с незначительными вариациями.

Все это мы узнали во время лекции, проведенной командиром 1-го пулеметного взвода подпоручиком Спириным.

Худой, низкорослый, совершенно не гренадерских статей, Спирин оказался прекрасным преподавателем. Помахивая пальцем перед своим длинным носом, он очень просто и творчески объяснил устройство пулемета и предложил задавать вопросы, на которые отвечал внятно и полно.

Успех лекции был несомненным.

Надо сказать, что процесс квалифицированного обучения организовался совершенно случайно. Быстроногий Савка, отыскав всех наших пулеметчиков, шастал по окопам в поисках кого-нибудь из унтеров пулеметной роты, а нарвался на командира этой самой роты – штабс-капитана Затравина.

Лично мне до этого момента не пришлось напрямую общаться с нашим пулеметным воеводой, но по отзывам мужик он был отличный, хоть и шибко хитрый. Помимо полагавшихся нам по штату двух дюжин «максимов» у него обретались несколько неучтенных МГ-08 и «льюисов».

Явившись лично для разъяснения возникшей ситуации, Затравин внимательно меня выслушал и, хитро прищурившись, поинтересовался:

– А для чего вам, господин прапорщик, лишние пулеметы, если пулеметчиков к ним нет?

– Пулеметчика, господин штабс-капитан, воспитаем в своем подразделении. А не воспитаем – так родим!

– А не надорветесь – рожать?

– Прикажут – мы и ежика против шерсти родим! А тут, для собственной пользы, – сам бог велел!

Затравин смеялся так, что аж слезы выступили.

А отсмеявшись, принялся торговаться.

Сговорились на том, что нам и одного сверхштатного пулемета хватит. Другой неучтенный ствол мы пожертвуем славной пулеметной роте в обмен на добротное и анонимное обучение.

Приятно иметь дело с понимающими людьми.

Проследив, чтобы качественное огневое усиление нашей роты было тщательно запрятано в одной из ротных повозок вместе с двумя ящиками «тяжелых»[54] пулеметных патронов германского образца, я направился к своему блиндажу в сопровождении Лиходеева.

– Интересно, нас сегодня обедом будут кормить или как? Атаки вроде не предвидится, значит, по идее и обед будет.

– Приказа не было, – на ходу пожал плечами фельдфебель. – Но ежели воевать сегодня не будем, то куда ж без обеда-то?

Казимирского на месте не оказалось. Сидевшие у нашего блиндажа вестовые сообщили, что ротный ушел в штаб полка, и когда будет – неизвестно.

М-да… «Mon cher chef»[55] в своем репертуаре…

Прямо-таки Неуловимый Джо польского происхождения…

– О! Гляди-ка!!! – Вестовые повскакали с земли, тыкая пальцами куда-то мне за спину. – Чаго творится-то!

Обернувшись, я увидел резко идущий со снижением биплан. Он летел с немецкой стороны с креном на левый борт, как-то странно покачиваясь на курсе. Двухместная машина с «радужными» кругами русских ВВС на крыльях явно была повреждена.

Пройдя над нашими головами, этажерка снизилась еще больше и пошла на посадку на оставленное под паром поле в полуверсте от нас.

Резко потеряв высоту, аэроплан (ну не могу я, даже про себя, назвать «это» – самолетом) неловко плюхнулся в траву и, пробежав несколько десятков метров, завалился на крыло и уткнулся носом в землю.

Отлетался сокол ясный…

К месту вынужденной посадки со всех сторон бежали наши солдаты.

Я схватил бинокль, дабы разглядеть все последствия летного происшествия: откуда-то из-под крыла выбрался летчик в кожаном костюме и стал помогать другому покорителю неба выбраться из передней кабины.

Судя по всему, пострадали они несильно.

Ого! Извлеченный из останков этажерки напарник пилота оказался в лохматой казачьей папахе.

Очень интересно! Что бы это значило?

Разъяснения я получил спустя час в штабе батальона.

– Части нашей Пятнадцатой кавалерийской дивизии обошли Штрасбург с севера, перерезав железную дорогу на Грауденц. Сам Штрасбург частично захвачен. Казаки Второго Уральского полка ведут бои на улицах. Германский гарнизон местами рассеян, местами упорно обороняется. Захвачены артиллерийские парки в орденском замке и штаб Шестой бригады ландвера, – бегло зачитывал нам оперативную обстановку капитан Берг. – Наша задача: под прикрытием дымовой завесы приблизиться к предмостным позициям противника на южном берегу Дрвецы и атаковать их силами второго и третьего батальонов.

– Веселый разговор! – хмыкнул штабс-капитан Ильин. – Средь бела дня?

– Штаб дивизии, учитывая обстановку, не ожидает значительного противодействия со стороны немцев. Они лишились почти всей своей артиллерии. На этом берегу осталась только полевая семидесятисемимиллиметровая батарея. Но ее орудия отвлечены боем в городе – противник упорно обороняется в районе ратуши.

– Ну конечно! Из штаба-то дивизии видно гораздо лучше, – буркнул из-за спины Ильина Казимирский.

– Поручик, извольте держать свое мнение при себе! – одернул моего ротного Берг.

– Слушаюсь, господин капитан!

– Итак! Батальону поставлена задача атаковать правый фланг предмостных укреплений. Артподготовка силами нашей полковой артиллерии начнется через два часа. Последние три залпа будут дымовыми. Атакуем следующим порядком: в авангарде двенадцатая рота строем ударных групп, за ними – одиннадцатая рота, цепью. Десятая и девятая роты в арьергарде поддерживают атаку. Вопросы?

– Нет вопросов! – Видя, что комбат не в духе, никто не решился продолжать прения.

– Отлично! Господа офицеры, у вас полчаса на рекогносцировку и час на подготовку к атаке. Не смею вас более задерживать!

Мы гурьбой повалили из блиндажа штаба батальона.

– Закурим, господа? – предложил Ильин, оказавшись на свежем воздухе.

– Вы курите, а я в роту, – отмахнулся поручик Павлов. – Мне сегодня открывать бал! – И командир двенадцатой роты в сопровождении вестовых исчез в ходе сообщения.

– Да уж, чую, попляшем мы сегодня! – ухмыльнулся Казимирский, закуривая сам и давая прикурить Ильину.

– Вздор, Казимир Казимирович! – Ильин назидательно поднял палец. – Это пусть немцы пляшут, а мы им подыграем! – Обернувшись на нас с Литусом, стоявших в ожидании дальнейших приказаний, он с важным видом изрек: – Запомните, господа будущие генералы, простую истину! В танце главное – понимать, кто ведет, а кто – следует!