— Нет, спасибо, — отказалась она после минутного колебания. — У меня хорошая работа в Бостоне.

— Как хочешь. — Он стиснул ее руку. — Если бы не ты, не знаю, как бы я пережил это время. Но теперь я начинаю выздоравливать. Я справлюсь.

— Уверена, что так и будет.

Через два года под нажимом Эрика Чарли все-таки перебралась в Сан-Франциско. Она стала главным адвокатом фирмы, ее неотъемлемой частью, правой рукой президента.

А еще через полгода она наконец подарила ему то, чего он так долго и безуспешно добивался много лет назад. В их близости было все — нежная забота, приятная теплота, чувственность и жизненный опыт. Не хватало лишь безрассудной юношеской страсти. Эрик и Чарли больше не были влюблены — слишком многое им пришлось пережить.

Но, не будучи влюбленными, они все же любили друг друга. С годами эта любовь крепла, питаемая не только постелью, но и совместной работой, деловыми поездками, общими воспоминаниями. Иногда под влиянием мимолетной улыбки, легкого прикосновения или поцелуя перед ними вдруг возникало волшебное видение той, прежней любви, и оба с сожалением думали о том, что казалось так близко и что они безнадежно упустили...

Чарли вздохнула, пробуждаясь от воспоминаний. Только бы все обошлось! Только бы он не страдал... Эрик, ее лучший друг, ее любимый.

— У парня кровоточит рука, — объяснила Лесли сестра, выходя из палаты, куда поместили Эрика. — Я наложила жгут, чтобы остановить кровь.

— Правильно сделала. Пойду взгляну, а ты пока закажи рентгеновский снимок и свяжись с ортопедами. Похоже, нам понадобится их помощь. Как фамилия больного?

— По-моему, Лансдейл. Я не успела заполнить карту — он только что приехал.

Лесли вошла в палату и увидела мужчину, лежавшего на кушетке. На ее появление он никак не отреагировал. Неужели ему так больно? Вряд ли. И на шок не похоже — лицо розовое, а не бледное.

— Мистер Лансдейл!

Он мгновенно открыл глаза. Светло-голубые глаза, в которых застыло выражение испуга.

— Извините, что напугала вас. Меня зовут Лесли Адамс, дежурный ординатор. Как это произошло?

— Я мыл бокалы и порезался.

— Разрешите взглянуть.

Лесли присела на табурет и осторожно сняла повязку. Рана, прямая и глубокая, была такой ровной, как будто ее сделали хирургическим скальпелем. Наверное, он схватился за разбитый бокал и острие вонзилось ему в ладонь. Крови не было — жгут сделал свое дело. Лесли слегка ослабила резинку, и порез из белого мгновенно стал розовым. Где-то дальше под кожей пульсировала артериальная кровь, словно закипающая вода. Надо перевязать и прочистить рану, предварительно дав больному анестезию.

Лесли вернула жгут на место. Кровотечение прекратилось.

— Когда это случилось?

— В час дня.

— То есть почти восемь часов назад?

Осматривая рану, Лесли украдкой наблюдала за самим пациентом. Безупречно одет, вежлив, прекрасно владеет собой. Явно не пьян. Пожалуй, уж слишком погружен в себя, а в целом — нормальный человек. Неужели все это время он истекал кровью, даже не пытаясь ничего предпринять?

— Надо померить давление. Вы, должно быть, потеряли много крови.

— Это обязательно?

— Да. И еще я должна проверить, сохранилась ли чувствительность в пальцах. Если да, тогда мы дадим вам анестезию и как следует промоем рану — ведь она много часов соприкасалась с воздухом.

— Никакой анестезии!— неожиданно отрезал Эрик. Если бы его спросили, почему он отказывается, он вряд ли сумел бы объяснить. Наверное, в память о Бобби, в чье крошечное беспомощное тельце врачи безжалостно втыкали иголки и трубки без всякой анестезии. А раз так поступили с его сыном, значит, и он сможет выдержать любую боль.

— Вы аллергик? — сочувственно поинтересовалась Лесли.

— Нет.

Она не стала настаивать. Зачастую пациенты, особенно мужчины, любили прихвастнуть своей выдержкой и намеренно отказывались от анестезии, если речь шла о пустяковых ранах.

Но эта рана — не пустяк. Она уже достаточно болезненна, а чистка и наложение швов сделают ее еще болезненней. И все же Лесли не стала спорить. По глазам мистера Лансдейла она догадалась, что победа в этом споре наверняка осталась бы за ним.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина в синем хирургическом халате.

— Ну, что тут у нас, Лес? — деловито спросила она, коротко кивнув Эрику.

— Привет, Сыо. Вот уж не думала, что сам шеф к нам пожалует! Мистер Лансдейл, это доктор Сьюзен Миллер, главный врач отделения ортопедической хирургии. Я бы хотела, чтобы она тоже взглянула на вашу рану.

Энергичную медичку Эрик не удостоил даже кивком. Знаем мы таких специалистов! А где вы были, спрашивается, когда моему сыну требовалась помощь?

— Порез стеклом. Восемь часов назад, — начала объяснять Лесли. — Сенсорно-моторные реакции не нарушены. На мой взгляд, артерию нужно перевязать, а рану зашить.

Сьюзен кивнула, соглашаясь с коллегой. Женщины приступили к работе. Не подозревая, что больной не получил анестезии, хирург энергично копалась в ране в поисках осколков. Эрик даже не поморщился.

Наконец края раны сошлись. Сьюзен перевела дух и, перед тем как уйти, посоветовала:

— На твоем месте я бы дала ему антибиотик, Лес. Рана глубокая, к тому же запущенная...

— Согласна, — кивнула девушка. — Большое тебе спасибо, Сью.

— Не за что. Поправляйтесь, мистер Лансдейл.

Лесли присела на табурет, откуда только что встала Сью, и принялась готовить инструменты: пару стерильных перчаток, иглу, пинцет. Понадобится несколько стежков, чтобы свести на нет эту страшноватую зияющую пустоту. Прежде чем приступить к делу, она еще раз уточнила:

— Может быть, все же сделаем местную анестезию?

— Нет, — снова решительно отказался Эрик и, помолчав, добавил: — Спасибо.

На зашивание ушло полчаса. Кожа сошлась идеально. Если удастся избежать инфекции, со временем на ладони останется лишь тонкий белый шрамик.

За эти тридцать минут ни пациент, ни врач не издали ни звука. Лесли с головой ушла в работу, а Эрик лежал с сосредоточенным видом, думая о своем. Почему-то она была уверена, что мысли его витают далеко, не имея никакого отношения к тому, что с ним происходит.

Обычно пациенты, над которыми проделывали эту неприятную процедуру, под воздействием анестезии становились разговорчивыми. Их беззаботная болтовня позволяла Лесли расслабиться и не думать о том, что она не просто прикасается к чужому телу, но и втыкает в живую плоть холодную иглу.

Мистер Лансдейл не разговорился. Он хранил упорное молчание, хотя Лесли понимала, что он чувствует каждый стежок. «Извините, — мысленно каялась она. — Извините, что причиняю вам боль».

Наконец с «шитьем» было покончено. Облегченно вздохнув, девушка убрала инструменты и сняла перчатки.

— Готово, — объявила она.

— Ну и хорошо, — рассеянно отозвался он, даже не посмотрев на руку. Обычно, дождавшись конца, пациенты спрашивали, сколько стежков она наложила, чтобы потом похвастаться перед друзьями, или шутливо величали ее искусной портнихой. Лансдейл не сделал ни того ни другого.

«Хоть бы взглянул, — с досадой подумала Лесли. — Я никогда не шила лучше».

— Сестра сделает вам перевязку, а я пойду заполню карту, — сухо промолвила она, покидая палату.

Вернувшись через пять минут, она застала его уже сидящим. Забинтованная рука покоилась на колене. При виде Лесли Эрик вежливо улыбнулся.

Ее всегда удивляло, как по-разному люди выглядят лежа и сидя. Еще когда он был распростерт на кушетке, Лесли отметила про себя, что новый пациент — настоящий красавец. Теперь же она в полной мере могла оценить эту красоту — светло-голубые глаза, аристократические черты лица, тренированное тело, от которого исходило ощущение силы и уверенности.

— Я тут все записала, — пробормотала она. При мысли о том, что она только что прикасалась к этому мужскому телу, ей вдруг стало неловко. — Дня через четыре или раньше, если возникнут проблемы, вам стоит показаться врачу. У вас ведь есть свой врач?