— А как насчет моих планов? Я бы хотела поступить на юридический факультет, а вместо этого ты предлагаешь мне — нет, приказываешь! — бросить Радклифф и перебираться в Филадельфию.

— А чем тамошний университет хуже? Я сам собираюсь учиться в Филадельфии, да и «Интерлэнд», кстати, тоже находится там. Я представлял дело так: я работаю в фирме, ты практикуешь как адвокат. И все это в нашем родном городе! Если, конечно, ты не раздумала выходить за меня замуж.

Она не раздумала. Она очень любила Эрика, как и он ее. Но по поводу карьеры и секса договориться им не удавалось.

— Можно разместить фирму в Бостоне, — рискнула предложить Чарли.

— Отличная идея! — Эрик был взбешен. — Мы все тащимся в Бостон только потому, что тебе приглянулся Гарвард. Отец придет в восторг, я уверен!

— Ох, Эрик, — беспомощно развела руками девушка, — я сама не соображаю, что говорю. Просто мне обидно, что ты все всегда решаешь сам, не посоветовавшись со мной.

— Мне казалось, что ты хочешь стать моей женой.

— Мне тоже казалось, что ты этого хочешь...

К концу осени обстановка накалилась до предела. Охрипнув от споров, они бросались друг другу в объятия, однако непреклонность Чарли, доводившая Эрика до исступления, давала повод к новой ссоре. Теперь они чаще спорили, чем смеялись, чаще хмурились, чем улыбались, и отталкивали друг друга, вместо того чтобы обнимать.

— Мы зашли в тупик, — вынужден был признать Эрик после очередной стычки. — Я не понимаю, что происходит, но чувствую — что-то не то.

— Согласна, — кивнула Чарли, впервые за много месяцев произнося это слово.

— Нам надо расстаться. Немного отдохнуть друг от друга, остыть.

— Прекрасно! — Она выбежала из комнаты, едва сдерживая слезы, и со злостью хлопнула дверью.

«Я тоже не понимаю, что происходит, — с тоской думала девушка, ковыляя в темноте по Гарвард-сквер. — Боюсь только, что дело во мне, а не в нем».

Викторию Хэнкок Эрик знал с детства. Повзрослев, они продолжали встречаться в бассейне клуба «Оук-брук», на балах и обедах, устраиваемых попеременно его и ее матерью. Виктория больше всего подходила под определение подружки — до того, как Эрик познакомился с Чарли.

В ноябре он вернулся в Филадельфию, чтобы отдохнуть от Гарварда и личных проблем, и сразу позвонил Виктории. Ему хотелось выговориться, пообщаться с человеком, перед которым не надо будет притворяться, вспомнить беззаботные летние денечки — вроде тех, когда он встретил Чарли.

Набирая номер телефона, он не предполагал заниматься с Викторией любовью. Но так случилось. В этот раз, потом на День благодарения, потом на Рождество.

За это время Эрик попытался помириться с любимой. Все началось в декабре и длилось чуть больше двух недель. Чарли была нежна и покорна. Они говорили о предстоящей свадьбе и о том, где проведут медовый месяц. На физической близости Эрик уже не настаивал.

— Почему ты не тащишь меня в постель? — как-то шутливо поинтересовалась девушка.

— Я думал, мы решили отложить это до июня, — поспешно ответил он. Слишком поспешно.

— Я-то всегда так считала, — напомнила Чарли, — а вот что заставило тебя изменить свое отношение?

Эрик молчал, и его молчание было красноречивее любого ответа.

— У тебя кто-то появился?

— Да. Когда я был в Филадельфии.

— Значит, я все эти месяцы мучилась, пытаясь понять, что в наших отношениях не так и как их наладить, а ты в это время спал с другой?

— Это ничего не значит, Чарли. И потом, ограничения наложила ты, а не я. Я тоже мучился, надеясь, что ты придумаешь, как нам поправить дело.

— Ни черта ты не мучился. Ты преспокойно залез в чужую постель!

— Я скучал по тебе.

— И поэтому нашел мне замену? Значит, так будет и впредь — стоит нам поссориться, как ты начнешь искать утешения на стороне?

— Господи, Чарли, давай поговорим разумно.

— Я тебя ненавижу! — завопила она. Не хватало еще, чтобы он упрекал ее в неразумности. — Уходи.

На Рождество Эрик опять уехал в Филадельфию. Чарли заявила, что проведет праздники в горах и обойдется без его общества. Он не стал настаивать, рассудив, что разумнее будет, если она сама спокойно во всем разберется.

Виктория позвонила двадцать седьмого декабря. Мягко упрекнув Эрика за то, что он не связался с ней сам, она пригласила его покататься на лыжах.

Чарли не поехала в горы. Все праздники она просидела дома, разбирая вещи и бумаги. Дело в том, что она надумала продать зеленый домик на Эльм-стрит. Большую часть вещей, конечно, придется выбросить, но вот книги, в первую очередь «Ребекку» в кожаном переплете, Чарли решила оставить, как и альбом со своими детскими фотографиями, которые годами любовно собирала Мэри. Среди снимков было несколько, изображавших мать, и ими девушка особенно дорожила.

Чтобы поскорее избавиться от дома, она назначила явно заниженную цену. Деньги пригодятся, если она все же решит поступать в Гарвард.

Двадцать седьмого декабря Чарли отправилась к врачу, лечившему Мэри. Ей хотелось получить ответ на вопрос, который давно ее мучил.

— Вы сказали, что она была очень больна. Чем?

— У этой болезни нет точного названия. Твоя мать жила в воображаемом мире, который сама выдумала, спасаясь от реальности. У нее бывали приступы депрессии, перед которой бессильны самые современные лекарства. Но при всей своей непрактичности она прекрасно заботилась о тебе. И о библиотеке.

— И все же от чего она умерла? Что ее убило?

— Ничего, — с расстановкой произнес врач, наблюдая за реакцией своей собеседницы. — Она убила себя сама.

— О Господи!

Сраженная этой новостью, Чарли поплелась домой. Весь вечер она провела в размышлениях, и к ночи, как ни странно, на нее снизошло умиротворение. Она наконец получила искомый ответ. Теперь стало ясно, почему она с таким упорством отказывалась от близости с Эриком, откладывала свадьбу — словом, сопротивлялась всему, что обычно ассоциируется с семьей и детьми.

Предстояло посвятить в это Эрика. Чарли, чувствовала себя обязанной освободить его от данного слова и радовалась, что истина обнаружилась не слишком поздно.

Номер Лансдейлов она набрала рано утром. Флоренс и Роберт завтракали вдвоем — их сын уже отправился на лыжную прогулку.

— Нет, Чарли, его не будет весь день, — с плохо скрываемым злорадством сообщила миссис Лансдейл. Поняв, с кем она разговаривает, к телефону подошел ее муж. Он, как и Эрик, беспокоился о Чарли.

— Дай мне трубку. Чарли, это Роберт. Откуда ты звонишь?

— Из дома. — Ее безжизненный голос еще сильнее встревожил старшего Лансдейла.

— Мне необходимо с тобой встретиться.

— Зачем?

— По делу. Надо уточнить кое-какие детали насчет опекунства.

— Как хотите. Теперь это вряд ли важно. Собственно, я звоню сказать, что уезжаю.

— Когда?

— Сегодня вечером.

— Я сейчас же еду к тебе, — не допускающим возражений тоном произнес Роберт и тут же повесил трубку.

— Что случилось? — поинтересовалась Флоренс.

— Пока не знаю. Но голос у нее странный, — на бегу бросил Лансдейл, устремляясь к машине. Наверное, она все узнала, мелькнула у него догадка.

«Так и есть», — подумал Роберт, когда Чарли открыла дверь. В карих глазах девушки застыла безнадежность.

— Здравствуйте, мистер Лансдейл, — прошептала она. «Роберт», — мысленно поправил он.

— Привет, дорогая. У тебя плохие новости?

— Как сказать... Для вас и для Эрика, наверное, хорошие. А для вашей жены тем более.

— Так в чем все-таки дело? — мягко спросил Роберт.

— У нас с Эриком нелады — вам наверняка об этом известно. Сама не зная почему, я упорно отказываюсь от брака и даже от секса. До сих пор я не понимала, в чем дело, а сегодня до меня дошло. Я не должна выходить замуж за вашего сына.

— Почему? — осторожно поинтересовался Лансдейл.

— Потому что моя мать была сумасшедшей. Она покончила жизнь самоубийством, — ответила девушка, словно речь шла о деле совершенно будничном, и со вздохом добавила: — Значит, и я сумасшедшая — ведь я ее дочь.