Она могла совершить ошибку — врачи иногда ошибаются. В этом состоит одна из особенностей медицинской профессии. Но Лесли никогда бы не допустила грубой ошибки, ошибки по небрежности. Она могла слегка ошибиться в диагнозе, поскольку, не имея достаточного опыта, иногда упускала из виду тот или иной симптом. Но эти промахи никогда не оборачивались злом для пациента, они лишь напоминали юной стажерке, что надо строже относиться к себе, хотя Лесли вряд ли нуждалась в подобном напоминании.

Добежав до шестого этажа, Марк чуть сбавил темп. Сегодня дежурит Лесли, а значит, все в полном порядке. Он покачал головой, представив себе, как этот неутомимый больничный стриж всю ночь меряет шагами холл, отгоняя беду. Марк догадывался об истинной причине ночной бессонницы Лесли — она не ложится, потому что считает, что так надо. И это тоже часть ее добросовестности.

Он догадывался и о том, что бодрая жизнерадостность его стажерки, иногда кажущаяся чрезмерной, — только видимость. Нa самом деле Лесли — комок нервов. Ее также снедает беспокойство, она также испытывает усталость, как и остальные. Ей наверняка есть за что поругать своих коллег, посетовать на неудачное расписание дежурств и на нерадивость сестер. Но она сдерживается. Врачи склонны излишне строго относиться к себе и к окружающим. В душе они стремятся к совершенству, а на деле сталкиваются с несовершенством, неточностью, ненаучностью той суровой реальности, которая зовется медициной.

Лесли и Дженет были подругами. Иногда Марк задавался вопросом: а что думает о нем Лесли? Разумеется, она была в курсе того, что произошло между ним и Дженет и почему. Возможно, Лесли глубже понимала причину их разрыва, чем он сам. Неужели она, как и Дженет, считает его мерзавцем? Скорее всего. Образец совершенства, она наверняка не стала бы мириться с теми недостатками, которые приписывала мужу Дженет.

Но если Лесли и в самом деле его презирает, внешне это незаметно. Наоборот, весь последний месяц она ведет себя так, будто все знает, понимает, но не осуждает, а даже сочувствует. Или это всего лишь маска, чтобы скрыть свои истинные эмоции?

«Да она небось вообще обо мне не думает, — одернул себя Марк. — Лесли, как всегда, погружена в работу».

Подходя к своему отделению, Марк увидел всю команду — двух студентов и двух стажеров, Лесли и Грега, склонившихся к температурному листу. Лесли, чуть нахмурившись, смотрела на часы. Взгляд ее выражал беспокойство, но не раздражение.

Первым Марка заметил Грег:

— Привет, шеф!

Лесли подняла голову и улыбнулась. Ее глаза — два голубых сапфира, обведенные темными кругами, красноречивым свидетельством очередной бессонной ночи, — вспыхнули от радости.

Дженет Луиза Уэллс родилась в рождественский полдень 1953 года на маленькой заснеженной ферме своих родителей в пяти милях к западу от Карни, штат Небраска, и в ста тридцати милях к западу от Линкольна, где полугодом раньше, в жаркий и душный июльский день, родился ее будущий муж Марк Дэвид Тейлор.

Дженет была изумительным младенцем, потом изумительным ребенком, потом изумительным подростком. Жизнерадостность и спокойствие никогда не изменяли ей. Ее все любили. Невозможно было не полюбить миловидную девочку с курчавыми золотистыми волосами, ясными серыми глазками и очаровательной улыбкой. Дженет легко заводила друзей, потому что была хорошенькой и всегда улыбалась.

И еще она охотно делилась своими игрушками. Щедрость, а не чувство собственности было отличительной чертой Дженет. Она ни с кем не соперничала, никого не старалась превзойти. Первые шестнадцать лет своей жизни Дженет провела на крошечной ферме. Она была всегда всем довольна — и когда училась в маленькой деревенской школе, и когда стряпала вместе с матерью, и когда шила с бабушкой, и когда играла с подружками.

Но больше всего ей нравилось петь. Никто даже не догадывался, насколько Дженет любит пение, хотя все хвалили ее чистый прелестный голосок, когда она пела в церковном хоре. В школе музыке не учили, не было здесь и своего оркестра. Для Дженет это не имело значения. Она предпочитала петь для себя, не нуждаясь в одобрении аудитории. После школы она бежала на кукурузное поле и там предавалась своей страсти.

Дженет пела все. Услышав песню по радио или на пластинке, она запоминала ее мгновенно, но предпочитала мюзиклы, где каждый номер был отдельной песней, а точнее, жизненной историей, которую Дженет не рассказывала, а проживала сама.

Если она чем-то и дорожила, то драгоценными часами на кукурузном поле, которые принадлежали только ей. Без этого она не была бы так счастлива, так довольна, так щедра.

Одиннадцатого июля 1969 года — в день, когда Марку Дэвиду Тейлору исполнилось шестнадцать, — Гарольд Уэллс объявил своей пятнадцатилетней дочери и тринадцатилетним сыновьям-близнецам, что им придется продать ферму — другого, выхода нет — и перебраться в Линкольн.

В ту же осень Дженет поступила в линкольнскую школу, где было не шестнадцать учеников, как в Карни, а три сотни, и эти триста человек были разделены на четкие группы и компании еще с той зимы, когда начали ходить в первый класс.

Дженет была здесь чужой — деревенская девочка в городе. Против одиночества она бы не возражала, а вот то, что рядом с их новым домом не оказалось даже двора, не говоря уже о кукурузном поле, перенести было куда тяжелее. Теперь Дженет лишилась единственного места, где могла петь.

С Марком они познакомились в первый же день только потому, что он как президент предвыпускного класса считал своей обязанностью опекать новичков. Если бы не это обстоятельство, Дженет вряд ли попала бы в его компанию, состоявшую из бойких, целеустремленных, спортивных ребят и их самоуверенных подружек.

Новичков набралось двадцать человек. Марк провел их по всему трехэтажному кирпичному зданию, показал кафетерий, классы, гимнастический зал, комнаты для отдыха и библиотеку. Делал он это радостно, с энтузиазмом, стараясь, чтобы новички почувствовали себя желанными гостями в новой школе. Но все его мысли были заняты Дженет.

Марк никогда не видел таких ясных огромных серых глаз, таких светлых шелковистых волос, такой спокойной очаровательной улыбки.

— Я провожу тебя домой, — предложил он, когда экскурсия была окончена.

— Что? Ладно, спасибо, — негромко ответила девочка, без смущения глядя ему в глаза.

Они пошли рядом. Дженет не кокетничала, не хихикала, не пыталась найти тему для разговора. Как ни странно, ее молчание не тяготило Марка, но ему все же хотелось побольше о ней узнать.

— Ты из Карни?

— С фермы рядом с Карни.

— Тебе нравится Линкольн?

— Не очень, — спокойно ответила она, не замедляя шага.

Ее слова заставили Марка остановиться. Он даже не предполагал, что кто-то может не любить Линкольн — ведь это был его родной город.

— Не нравится? Но почему?

Дженет тоже остановилась и подняла на спутника дымчато-серые глаза.

— Здесь нет кукурузных полей. Я скучаю по ним.

— Да вокруг Линкольна полно полей!

— Я скучаю по своему полю, — пояснила Дженет.

Через несколько дней Марк пересел от Сары, признанной красавицы класса, и начал ухаживать за Дженет. Он не знал, нравится ли он ей. Обычно девочки флиртовали с ним, строили глазки — словом, посылали недвусмысленные, любому понятные сигналы.

Дженет никаких сигналов не посылала, зато всегда соглашалась на свидание и, казалось, была счастлива, когда они были вместе. Говорила она по-прежнему мало, много смеялась и внимательно слушала все, что говорил Марк.

Только рядом с Дженет Марк понял, что он и его друзья постоянно пытаются что-то доказать: кто-то — что он лучший ученик, другой — что он лучше всех играет в футбол. Одна девочка старалась уверить всех, что она прекрасная актриса, другая — что она самая хорошенькая в классе. Все претендовали на то, чтобы быть самыми лучшими. С Дженет ничего не старалась доказать, не лезла в первые — она была просто Дженет. И Марку нравилось бывать с ней.