Джеймс погрузился в размышления. Нет, Линн ничего не знает, иначе она бы не стала молчать. Она бы вызвала его на разговор, рассердилась бы. Словом, повела бы себя так же, как Чарли.

— А что бы сделали вы на месте Линн? — неожиданно спросил он.

— Она на меня похожа?

— Пожалуй. — «Поэтому мне так легко разговаривать с вами».

— Я бы дала понять, что думаю о вас и обо всех этих глупых теориях насчет прошлого, настоящего и будущего. Потом бы ушла. А если бы была помоложе, тут же выскочила бы замуж. — При этих словах лицо молодого человека омрачилось, что не ускользнуло от той, что сидела с ним рядом. — Послушайте, Джеймс, я верю, что вы любите обеих. Но ваша жизнь и ваши мечты принадлежат Линн. Если вы ее потеряете, для вас это будет ударом. Мой совет — не играйте с огнем!

— Вы мудрая женщина, Шарлотта Д. Винтер, — с расстановкой произнес Джеймс, глядя в ее проницательные карие глаза.

— Нет. Просто я многое в жизни испытала, и порой это было довольно болезненно.

— Вы хотели бы снова выйти замуж? — спросил он, считая, что разговор о его персоне слишком затянулся. Он понял, что хотела сказать Чарли. Более того, все это ему следовало давно понять самому. Она во всем права. С одной оговоркой — Линн ничего не знает. И не узнает, уж об этом он позаботится.

Отношения с Лесли не могут длиться долго. И хотя они никогда этого не обсуждали, Джеймс был уверен, что она думает так же.

— Возможно. — Услышав голос Чарли, он с трудом оторвался от своих размышлений. — А вот сумею ли полюбить? Маловероятно. Я для этого слишком стара.

— Нашли старуху! Сколько же вам лет?

— Я на год моложе Эрика. Нас обоих зачали в Валентинов день — подарок наших матерей своим доблестным возлюбленным-солдатикам. Эрик родился 11 ноября 1944 года, а я — ровно через год.

— Роберт действительно его отец?

— Ну да. Ему было всего восемнадцать, а матери Эрика — двадцать три. Они мало знали друг друга, однако ту ночь провели вместе. На следующее утро Роберт отправился в Европу. А через два месяца выяснилось, что девица беременна. Оба семейства, кичившиеся своим богатством и голубой кровью, спешно организовали свадьбу — причем в отсутствие жениха, — чтобы Эрик не считался незаконнорожденным. Хотя, разумеется, — с горечью добавила Чарли, — он самый настоящий незаконнорожденный. Как и я.

— По вам этого не скажешь, — галантно заверил Джеймс. — И что было потом?

— Через два года Роберт вернулся. Как ни странно, они с женой пришлись друг другу по вкусу и даже родили еще одного ребенка. Но конечно, Роберт без ума от своего первенца, который к тому же унаследовал его каштановые волосы и светло-голубые глаза, — с неожиданной теплотой закончила свой рассказ Чарли.

— Они действительно выглядят как братья. И чувствуется, что очень близки, — сказал Джеймс, впервые за много лет вспоминая собственного отца. Были ли они когда-нибудь близки? Нет, конечно. От того времени у него в душе остались лишь ненависть, горечь и разочарование.

— Ближе и быть не может. Они лучшие друзья. И так заботятся друг о друге!..

— А что сталось с матерью?

— Они с Робертом развелись шесть или семь лет назад.

— Как грустно!

— На самом деле ничего грустного в этом нет. С тех пор Роберт даже помолодел. Он выглядит свободным и счастливым.

— Вы, наверное, давно их знаете?

— Очень давно. Я познакомилась с Эриком, когда мне было шестнадцать, — рассеянно отозвалась Чарли.

«Через полгода после смерти мамы», — мысленно добавила она.

Она как-то умудрилась прожить эти полгода. Аккуратно заполняла счета четким почерком Луизы Олкотт, а еду покупала на деньги, извлеченные из обувной коробки. В школу Шарлотта всегда приходила тщательно причесанная, в наглаженном платье, училась, как и прежде, отлично и уверяла учителей и подружек, что они с тетей Луизой прекрасно ладят.

Она сумела выжить потому, что не давала воли своим чувствам. Боль одиночества, горечь утраты постепенно сменились пустотой. Теперь девочка не ощущала ни страданий, ни радости. Она просто существовала, бездумно переходя от одного дня к другому.

Примерно неделю после получения письма Шарлотта носилась с мыслью, что отыщет своего отца. Он, конечно, красавец и умница и придет в восторг, когда узнает, что у него есть дочь. Может быть, за это время у него появились другие дети. Значит, она сразу приобретет не только отца, но еще и брата или сестру, переедет в Англию и заживет не одна, а с родными.

Первым делом надо поместить объявление в лондонских газетах: «Разыскивается Джон (Макс), возлюбленный Мэри (Шарлотты). Вспомни Филадельфию, Валентинов день 1945 года! У тебя есть дочь».

Поразмыслив, Шарлотта поняла, что из этой затеи ничего не выйдет. Может быть, его зовут вовсе не Джон, и живет он не в Лондоне и даже вообще не в Англии. Да и станет ли он читать раздел частных объявлений? Что, если ему вовсе не хочется иметь незаконнорожденную дочь? Он может оказаться кем угодно — насильником, убийцей, просто грубым человеком со скверным характером. Правда, Мэри считала своего возлюбленного совершенством, но ведь она жила в мире грез, не имевшем ничего общего с реальностью.

«Вот и я становлюсь похожей на нее, — однажды с ужасом поняла девочка. — Выдумала себе отца и начинаю верить в то, что он действительно существует».

«Не делай этого, — умолял ее внутренний голос. — Тебе нельзя быть такой, как мать. Не теряй связи с реальностью...»

И Шарлотта заставила себя забыть о Джоне, как до этого заставила себя перестать чувствовать боль утраты.

В это лето она устроилась спасателем в загородный клуб «Оук-брук», расположенный в самом престижном районе Филадельфии и принимавший в свои ряды только избранных. Весь обслуживающий персонал, включая спасателей, набирался из окрестных жителей. И хотя юная поросль сама с радостью взялась бы за спасение утопающих, подобное не практиковалось. Дети членов клуба не должны работать, по крайней мере там, где отдыхают их родители.

Управляющему, который ведал кадрами, Шарлотта Винтер понравилась с первого взгляда. У нее был цветущий вид и при этом ни грамма аристократизма. Значит, ей и в голову не придет тягаться с местной знатью. Каждое лето этот человек принимал на работу пятерых спасателей, и впервые за десять лет в их число попала девушка.

Клуб располагался в пяти милях от дома Шарлотты. С Эльм-стрит до «Оук-брук» и обратно она добиралась на велосипеде, споро крутя педали рано поутру и неторопливо — влажными душными вечерами.

Их было четверо. Появились они через три недели после того, как Шарлотта начала работать в клубе. Ее сразу поразил их вызывающе независимый вид, уверенная легкая походка. Они словно говорили всем: «Да, этот мир принадлежит нам — мир удовольствий и восторгов. Остается лишь выбрать самое лучшее».

Стоило им подойти к бассейну, как все девицы мгновенно навострили уши.

«Так вот кого они ждали», — подумала Шарлотта. Молодые люди — все как один здоровые, красивые, одинаково одетые в легкие хлопковые шорты и модные рубашки, — окинули взглядом территорию, словно проводя рекогносцировку, и одобрительно улыбнулись. Девушки улыбнулись в ответ. Улыбки были явно заранее отрепетированы, как и томные, эффектные позы. Шарлотта догадалась, что только что стала свидетелем неписаного ритуала, носящего название «Открытие сезона в загородном клубе “Оук-брук”».

Один из молодых людей сгреб ближайшую девицу и бросил в бассейн, к полному ее удовольствию.

Шарлотта тут же дунула в свисток. Вначале никто не услышал ее свиста — над бассейном стоял невообразимый гвалт. Девицы одна за другой оказались в аквамариновой воде и, хихикая, плескались там. Шарлотта продолжала свистеть.

Наконец ее призывы были услышаны. Над бассейном воцарилась тишина. К ней обернулись изумленные лица. Один из парней вразвалочку подошел к Шарлотте.

— Что-нибудь не так, спасатель? — с улыбкой поинтересовался он.