— А если я промолчу?

— Значит, все останется между нами.

Несколько минут она молча наблюдала за ним. Ее глаза были полны печали. Как было бы хорошо повернуть время вспять, снова оказаться в клубном буфете, где он рассказывал уморительные истории, а она смеялась и чувствовала себя счастливой!..

— О чем ты думаешь? — спросил он, встревоженный ее грустным взглядом.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты меня жалел.

— Я жалею не тебя. Мне жаль, что с тобой такое случилось.

— И все же обед у вас дома...

— Я собирался тебя пригласить, еще когда мы ели пиццу.

— Правда? — обрадовалась девушка.

— Правда, — подтвердил он, обнимая ее.

— Что еще за Чарли? — сморщив веснушчатый носик, поинтересовалась во время завтрака Джун, младшая сестра Эрика. — Небось какой-нибудь прыщавый школяр!

— Представления не имею, дорогая, — развел руками ее отец.

— Никогда не слышала этого имени, — покачала головой Флоренс Лансдейл. — Кстати, когда Эрик вчера вернулся?

— Поздно, — не стал выгораживать сына Роберт. — Но он позвонил.

Сомнения миссис Лансдейл подтвердились и даже усилились в ту минуту, когда она увидела Чарли. Девушка явно не принадлежала к их кругу. В довершение всего выяснилось, что Чарли на самом деле Шарлотта, работающая в клубе спасательницей. Это она учила Джун и ее подружек синхронному плаванию.

Роберт Лансдейл, напротив, был очарован выбором сына. Его смущало одно — печальный вид юной леди, и он поклялся, что сделает все, чтобы ей помочь.

Чарли сразу почувствовала, что Роберту можно доверять. Он выглядел не намного старше сына. Те же голубые глаза, только подернутые дымкой грусти — следствие войны, та же жизнерадостная улыбка. Было в старшем Лансдейле еще нечто, чего Чарли никогда прежде не видела, — спокойная уверенность в себе.

Когда-нибудь Эрик станет таким же. Юношеская миловидность сменится здоровой мужской красотой. При мысли об этом Чарли слегка вздрогнула. Так же она трепетала вчера ночью, когда Эрик целовал ее.

После обеда мужчины и гостья направились в кабинет. Опустившись в кресло, Роберт приготовился слушать.

Рассказанная девушкой история повергла его в гнев. Как могла любящая мать так поступить? Как вообще можно было совершить нечто подобное по отношению к этому прелестному наивному ребенку? Невинный на первый взгляд обман Мэри выглядел кощунством, поскольку касался ее неискушенной дочери.

— Что ты об этом думаешь, отец? — озабоченно спросил Эрик, когда рассказ был окончен.

— Прежде всего я должен взглянуть на бумаги. Завещание, оформление опеки и так далее. Ты знаешь, где они хранятся, Чарли?

— Да.

— Принеси мне их и вообще все, что сможешь найти. Я ознакомлюсь с документами, а потом мы решим, что делать, — предложил Роберт, стараясь не показывать, насколько он встревожен. Нарушено множество законов. Скорее всего поверенные Мэри — такие же невинные жертвы, как и ее дочь, и все же... Дело чрезвычайно деликатное. Тут нельзя действовать напролом.

К счастью, Роберт Лансдейл слыл в Филадельфии одним из лучших адвокатов. В течение двух недель, пока он изучал бумаги, вел телефонные переговоры, убеждал представителей власти найти нестандартный выход из нестандартной ситуации, Эрик и Чарли влюбились друг в друга.

К концу лета — Эрику вскоре предстояло отправиться в Гарвард — было решено, что Роберт, несмотря на протесты жены, станет официальным опекуном Чарли.

— Да она же просто бродяжка! А ее мать? О ней ходили такие слухи... — Флоренс выразительно умолкла.

Если бы муж начал допытываться, ей бы пришлось признать, что люди говорили о Мэри только хорошее. Да, она была странной, но доброй и щедрой женщиной. Однако Роберт допытываться не стал. Недавно он узнал о Мэри нечто, что беспокоило его куда больше, чем выдумки жены. Нечто, чего ни в коем случае не должна была узнать Чарли.

В споре об опекунстве Флоренс пришлось уступить, зато она одержала победу в другом, не менее важном пункте, — она не желала видеть Чарли в своем доме. Роберт согласился, поскольку девочка и сама не хотела никуда переезжать из уютного домика на Эльм-стрит.

— Мне здесь очень удобно, мистер Лансдейл. Соседи хорошие, и до школы рукой подать. Пожалуйста, позвольте мне остаться, — убеждала Чарли, чувствуя, что мать Эрика ее недолюбливает.

— Но мне бы хотелось видеть тебя чаще, — мягко возразил Роберт.

— Так оно и будет, отец, — вмешался Эрик. — Каждую неделю я буду приезжать на выходные, и мы сможем видеться.

— Ну, может, не каждую, — внес поправку старший Лансдейл, сомневаясь, что такие поездки пойдут на пользу учебе сына.

— Согласен. Когда меня не будет, вы вдвоем могли бы обедать в городе.

Было вынесено еще одно важное решение: весной Чарли окончит школу и подаст заявление в Радклифф. Таким образом, они с Эриком будут учиться рядом.

Не менее важное решение, касавшееся только ее, девочка до поры до времени держала в секрете. Она решила стать адвокатом, как Роберт. Летние часы, проведенные за изучением документов, когда Чарли жадно внимала юридическим тонкостям, в которые посвящал ее мистер Лансдейл, вспоминались ей как самое счастливое время. Закон был чем-то реальным, осязаемым. Он требовал разумного подхода. Его можно было по-разному трактовать, но он не оставлял места для фантазий. Это была игра интеллекта, завораживавшая Чарли. Став адвокатом, она не впадет в мир иллюзий — памятуя о судьбе Мэри, девочка боялась этого больше всего.

О своем решении она объявила Роберту весной, когда они встретились за субботним ленчем. Из Радклиффа только что пришло уведомление о том, что ее приняли.

— Я придумала, кем буду, когда вырасту.

— Кем же?

— Адвокатом, как вы.

— Тебе нравится моя работа? — спросил Роберт, явно польщенный.

— Очень!

— Из тебя получится прекрасный адвокат, Чарли. У тебя для этого подходящий склад ума.

— Спасибо, мистер Лансдейл.

— Ты не могла бы называть меня просто Роберт?

— Нет. — Она покачала головой. — Не могу.

— Может быть, когда-нибудь, когда мы будем вести одно дело? — пошутил он.

— Возможно.

Первый год в Бостоне показался раем, а на второй Эрик с Чарли начали ссориться. Их споры были долгими и изнуряющими. Несогласие касалось всего двух, но очень важных пунктов — секса и будущей карьеры Чарли.

Чарли дала себе слово, что не расстанется с девственностью до первой брачной ночи. Это решение она приняла, прочитав письмо своей незамужней матери, которая настолько стыдилась прошлого, что молчала о нем до самой смерти. Чарли не повторит ее ошибок. Она не станет жить в мире фантазий, а любовью начнет заниматься, только когда выйдет замуж.

Разумеется, подобное положение дел не устраивало Эрика.

— Ну послушай, дорогая, — увещевал он. — Мы ведь собираемся пожениться. Считай, что это наша свадьба.

— Ты хочешь, чтобы один неверный шаг погубил всю мою жизнь?

— Да мы ближе любой супружеской пары, если на то пошло!

Это была правда. Обоим не была чужда здоровая чувственность. В своих любовных играх они заходили достаточно далеко, но никогда не делали этого.

— Разве тебе мало?

— Да пойми, это же глупо! После всего, что между нами было, ты отказываешься от главного.

— Я не могу по-другому, Эрик, и ты это знаешь. Почему ты не уважаешь моих чувств?

— Уважать-то я уважаю, но все это чертовски тяжело!..

В последний год перед выпуском они начали ссориться по другому поводу. Эрик намеревался продолжить обучение в Филадельфии, чтобы получить диплом магистра делового администрирования, а по вечерам помогать отцу в фирме «Интерлэнд». Предполагалось, что со временем он станет там главной фигурой, что позволит Роберту уделять больше времени юриспруденции.

— Почему бы нам не пожениться в июне, как только я сдам выпускные экзамены? Лето мы могли бы провести в Европе и вернуться в Филадельфию к началу занятий.