Я люблю тебя, Марк, всем сердцем.

— В радости и в горе...

Обещаю, Кэтлин. Я так этого хочу.

— ...пока смерть не разлучит вас.

Когда церемония была окончена и к ним начали подходить гости с поздравлениями, Марк почувствовал, как рука Кэтлин сжала его локоть. Ее голос был слегка напряжен. Он накрыл ее ладонь своей, и она тут же судорожно вцепилась в нее, сплетя его пальцы со своими.

Наконец отбыл последний гость, и Вирджиния Дженкинс предложила молодоженам отведать грандиозного многоярусного свадебного торта.

— Вначале я хочу кое-что сказать жене, — вежливо, но твердо отклонил предложение тещи Марк.

Пройдя через идеально подстриженный изумрудно-зеленый газон, они очутились в уединенной нише, обрамленной ровным рядом рододендронов.

— Дорогая... — начал Марк, когда они остались одни.

Ее фиалковые глаза наполнились слезами. От волнения Кэтлин не могла вымолвить ни слова.

— Неужели передумала? — шутливо спросил новоиспеченный муж, зная, что это не так, но желая услышать подтверждение из ее уст.

— О нет, Марк, конечно, нет, — не задумываясь ответила Кэтлин, легонько касаясь его лица дрожащими пальцами. — Просто... Мне так хочется, чтобы мы были счастливы. Всегда. Я хочу этого так сильно, что мне даже страшно...

«Мне тоже страшно, — подумал он, прижимая ее к груди. — Но в отличие от твоих страхов мои не лишены основания. Однажды я уже совершил ошибку. Что, если...»

— Тебе не нужно бояться, — прошептал он, целуя ее шелковистые черные волосы. — Ты уже принесла мне счастье.

— Так ты не была на свадьбе, Лесли? — удивилась старшая сестра при виде молодой ординаторши, входившей в отделение неотложной помощи университетской клиники в обычное время.

— Нет. Церемонию назначили на четыре. Если бы я пошла, то опоздала бы на работу, — ответила Лесли, бросая взгляд на часы, которые показывали без четверти шесть.

— Напрасно. Ведь вы с Марком такие друзья!

— Расписание подвело, — с притворным вздохом отозвалась девушка. В глубине души она радовалась, что так получилось. Вряд ли она получила бы удовольствие, побывав на этой свадьбе. — Ну а где Дейв? Раз уж я здесь, можно отпустить его домой пораньше.

Эрик поднял трубку после пятого гудка.

— Привет, — услышал он голос Чарли. — Я тебя от чего-то оторвала?

— Да нет. Я порезал руку и вот пытаюсь наложить очередную повязку.

— Очередную? И давно ты этим занимаешься?

— А который теперь час? Неужели уже семь? Вообще-то я порезался в час, когда мыл эти чертовы хрустальные бокалы.

— Значит, прошло шесть часов, а рана по-прежнему кровоточит?

Эрик промолчал, с тоской глядя на зияющую дыру в своей ладони и на кровь, которая струей вытекала оттуда. За это время он сменил несколько салфеток. Кровотечение на время замедлялось, но полностью остановить его так и не удалось.

— Эрик, ты должен немедленно пойти в больницу.

— Да ладно. Само пройдет.

— Я понимаю, что тебе не хочется, — сочувственно произнесла Чарли, — но надо. Я сейчас же еду к тебе. Если кровотечение не прекратится, мы отправимся к врачу вместе.

В университетской клинике они появились через час. Медсестра приемного покоя деловито осмотрела рану и тут же направила Эрика в травматологию. Чарли осталась ждать. От скуки она водила глазами по стенам, увешанным скучными плакатами. Один из них от имени американского Красного Креста призывал сдавать кровь, другой был посвящен оказанию первой помощи, третий, самый зловещий, предостерегал от курения. Однообразие нарушала картинка, явно не гармонировавшая с остальными, — на ней была изображена плетеная корзина с двумя щенками и пушистым котенком.

Некоторое время Чарли изучала плакаты, потом полистала женский журнал, завалявшийся на столе с прошлого года. Глаза ее скользили по строчкам, но мысли были заняты другим.

Она обязана вспомнить, как все было. Это наверняка поможет врачам, а Эрик сейчас вряд ли способен сосредоточиться. Раз она здесь, она должна помочь ему. Итак, все началось с того ночного телефонного звонка десять лет назад...

— Чарли, это Роберт.

— Роберт! — воскликнула она, впервые назвав его по имени.

— Эрик нуждается в тебе, дорогая. Ты не могла бы прийти к нему?

— А что случилось?

— Бобби... — Он осекся, не в силах справиться с эмоциями, и наконец выдавил из себя два слова, которым сам с трудом верил: — Бобби умер.

— О Боже!

— Пожалуйста, Чарли, приходи.

Вначале все выглядело как обычная ветрянка. Бобби чувствовал себя превосходно, а на его миловидном личике не появилось ни одной болячки. Целыми днями мальчуган валялся в постели, раскрашивал картинки, пил сок и принимал детский аспирин, которым его усердно пичкала Виктория.

Обычная ветрянка... Но вдруг ни с того ни с сего ребенка начало тошнить, а через несколько минут он прямо на глазах у потрясенных родителей потерял сознание. Естественно, они тут же помчались в больницу, и сейчас за стеной блока интенсивной терапии над пятилетним пациентом колдовала целая бригада медиков. Анализы показали, что у Бобби отказала печень и появились нарушения в головном мозге. Из расспросов выяснилось, что ребенок болел ветрянкой, во время которой родители давали ему аспирин.

— Мы называем это синдромом Рейе, — изрек вышедший из палаты педиатр. По его мрачному тону чувствовалось, что дело неладно. — Болезнь относительно новая. Обычно она возникает после гриппа или ветрянки. Причины неизвестны, а симптомы в точности как у вашего малыша — цирроз печени и отек мозга.

— А при чем тут аспирин? Почему меня спрашивали, давала ли я сыну аспирин? — поспешно вмешалась Виктория, боясь, что сейчас врач скажет самое худшее, о чем она и сама уже догадалась.

— Кое-кто полагает, что между этим лекарством и синдромом Рейе есть связь, но пока это научно не доказано.

Бессмысленная, трагическая смерть Бобби заставила безутешных родителей искать виноватого. Он нашелся быстро — злополучный аспирин. Теперь Эрик обвинял Викторию в том, что это она убила их сына.

— Но мы всегда давали ему аспирин во время болезни, — оправдывалась жена. — Вспомни, какая у него была высокая температура.

— Значит, ты дала больше, чем нужно, — упрямо твердил муж.

День похорон знаменовал собой конец их брака. Кладбище супруги покинули порознь — каждый в машине своих родителей. Горе не сблизило их — для этого они недостаточно любили друг друга. Их связывал только ребенок, и теперь, когда его не стало, совместная жизнь потеряла всякий смысл.

Чарли приехала к Эрику через три часа после похорон. Они не виделись пять с половиной лет, и сейчас она с трудом узнала свою прежнюю любовь в этом осунувшемся печальном мужчине с глазами, обведенными черными кругами. Морщины избороздили его некогда красивое лицо. Не обращая внимания на находившихся в комнате Лансдейлов, Чарли подошла к убитому горем другу и обняла его. Приникнув к ее плечу, Эрик расплакался как ребенок. До этого никому, даже отцу, не удавалось его утешить. Лишь в присутствии Чарли он впервые дал волю слезам.

На работе она взяла отпуск. Отныне все ее время принадлежало только Эрику. Сидя рядом с ним и держа его за руку, она выслушивала бесконечные рассказы о Бобби и вскоре полюбила этого мальчика, которого ни разу в жизни не видела, как родного сына. Горе Эрика стало ее горем. Она страдала вместе с ним.

Они почти не расставались. Днем ходили гулять, ночи проводили в беседах, которые порой заканчивались лишь на рассвете. Так продолжалось два месяца. Однажды Эрик сказал:

— Чарли, так не годится. У тебя своя жизнь.

— Да и ты должен жить, — как можно мягче напомнила она. — Что ты намерен делать?

— Переведу «Интерлэнд» в Сан-Франциско, — прозвучал неожиданный ответ. Это решение Эрик принял только что. Ему хотелось поскорее покинуть город, бывший свидетелем его трагедии. — Могу предложить тебе место в моей фирме.