«Полу-смеясь, полу-тоскуя…» В.И. Полу-смеясь, полу-тоскуя, Полувсерьез, полушутя, Разводы путаные вскую Вокруг да около плетя, Мои причуды и прикрасы, Энигм и рифм моих кудель, Моей улыбки и гримасы Очередную канитель, Я приношу Вам, как игумну – Полу-обет, полу-обман, Полузаветный, полоумный Полу-устав, полу-роман. И заодно с ним – полу-полый Эмблематический пирог. Ах, в этой пляске встречных «полу» Его лишь цел пока зарок. И сердца жар, что тает, плавясь, И жар плиты – Вам в честь, и в месть – Примите всё: вот так, как есть – Полу-гневясь, полу-забавясь. 4.III.1918 М. М. ЗАМЯТНИКОВОЙ Можно мне, Марья Михайловна, в Вашей порыться корзиночке? Я ничего не перепутаю, роясь привычными пальцами. Как на мою она похожа – разве уложена и наче – Так же в ней книги и травы перемешаны с мукою и яйцами. Нет, непохожи: певцами лесными любимы – узорные Травки те Ваши целительные, за луговыми покосами. Травы мои – ядовитые, зелья мои – наговорные, По-над болотами, знаемы одними сердитыми осами. Ваши прошивки – мережками, Ваши дорожки-то строчены, Ваши убрусы-то вышиты искусницею Вероникою. А у меня-то – присухами болиголов изуроченный Горько любуется издали полевой медвяной гвоздикою. И всё же нам одна и та же Упала участь на плеча: Обеим нам – стоять на страже У заповедного ключа. Беречь от копоти и сажи Свет уловимого луча. Дороги жизни делать глаже, Вам – терпеливо, мне – ворча. Но риза Вам видна, ея же – Что день – свивается парча, Когда горит в бессрочном стаже – Что ночь – заутрени свеча. А мне – в тоске, игре и блажи, Чужие цепи зря влача, Служить, хранить – не зная даже, Чья вручена мне епанча. И Вам – пребыть в святом мираже, Не спрохвала, но сгоряча. А мне – на миг, в чужом плюмаже Мелькнуть – и сгинуть, отзвучав. 29.III. – 1.IV.1918 «Анафемы и аллилуйи...» И. Эр. Анафемы и аллилуйи Крутя в рифмованную нить, Мой крематорий посетить Придите – хоть без ветки туйи – Она на мысе Гвардафуи, О ней в Москве напрасно мнить, Анафемы и аллилуйи Крутя в рифмованную нить. Хочу я с губ поэта пить Его стихи – не поцелуи – И грех дразнить, и святость злить, И все в полиелее слить 9.VI.1918 НА СМЕРТЬ ЭР-ГА (если бы он умер) Кто был грешней в прелюбах ассонанса? Кто больше трепетал громов Синая? Чья лира – явным обликом Альдонса – Неузнанная лама Дульцинея? Где Ваш испанский меч, бесстрашный рыцарь? Где строфуса перо на Вашем шлеме, Парижский герб и флорентийский панцирь? Ах, всё, ах, всё – в средневековом хламе. Рубашка Бланш приспущена местами – Печали в знак – в пустующем театре. Ci-git Poete qui au siecle vingtieme Fut le plus grand de tous les petits maitres [6]. 31.VII.1918 НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ ЭР-ГА (если бы он остался жив) По-своему – смеясь и досадуя, Притворствуя, дразня, вышучивая, Я с радостью в Ваши вглядываюсь Созвучия и противочувствия. Вы смотрите измокшим котеночком, Чуть вытащенным из воды на берег: Висят еще лапки беспомощные, А когти уж выпущены в за гребе, А ветер уже шерстку опахивает, А солнце уже щурит глаза ему. Минутка – и прыгнет, отряхиваясь, И – мяу на четыре окраины. VII-VIII.1918 А. КОЧЕТКОВУ I. «Что, кроме песни, дать поэту?..» Что, кроме песни, дать поэту? Что, кроме песни, даст поэт – Очаровательный привет Разочарованному свету? Споем ли песнь, еще не пету? Быть может, да, быть может, нет. Что, кроме песни, дать поэту? Что, кроме песни, даст поэт? Пойдем искать весенний цвет – Мечты счастливую примету, Но если не найдем, не сетуй – На скорбь, и страсть, и смех – в ответ Что, кроме песни, дать поэту? II. «Смотри, смотри: еще вчера под снегом…» Смотри, смотри: еще вчера под снегом Твои поля как мертвые лежали – Зимы немые, белые скрижали – А нынче вдруг, навстречу солнца негам, Стремглав ручьи, как рифмы, побежали. И первый цветик, маленький и скромный, Поднял головку, бледную немного. О, в час твоей печали хмурься строго, Томись, грусти, не верь – но помни, помни: За дверью – тайна, чудо – у порога. IV.1920 вернуться Здесь покоится поэт, который в двадцатом веке / Был величайшим из всех малых мастеров (фр.). |
