II. «Устала слушать, устала…» Устала слушать, устала Снарядов надрывный стук. Неужели было мало На свете и ран, и мук? Кого-то девушка ищет, Идет за ним наугад – А в уши жуткое свищет, А рядом рвется снаряд. Смотрю ей вслед, провожаю. Иди. Все равны пути. Пошла бы и я – не знаю, Куда и за кем пойти. Стоять поодаль прицела, Выглядывать из-за угла – О, лучше той, под обстрелом, О, легче той, что ушла. 1.XI.1917 III. «Москва моя, Москва моя, горящая…» Москва моя, Москва моя, горящая Полуночными заревами дикими, Воистину смятенно предстоящая Сокрытому за огненными ликами – Чем тучу отведешь грозоочитую? Какою правдой перед ней оправишься? Чем ризу убелишь ты неомытую, Когда по жизни, в малый час, преставишься? Полмира смертью заново чеканилось, Писалась кровью славы повесть трудная – Чужим богам служила ты и кланялась, Москва моя преславная, пречудная. Земля твоя на части разрывалася, Палимая, зоримая, распятая – Ты на помин ее расторговалася, Москва моя, Москва моя богатая. Твоих детей тела лежат неубраны. На суд, на суд с ней, мертвые, восстанете! Она считала стали той зазубрины, Она смотрела, страшные ли раны те. Ей, Господи, суди нас не по истине И не по делу нашему повинному – По милости суди – не нашей, инственней, Иначе не спастися ни единому. Оставь Москве – ей свой позор избыти ли? – Не для ради красы ее великия, А для ради погоста и обители, И древности, и святости толикия, Для малых сих – не сделай гнева меру им, Но чашу милосердия бездонною – Для тех, для трех ли праведников – веруем, Что на Москве они, ей обороною. 2.XI.1917 IV. «Снег снисходительный и добрый…» Снег снисходительный и добрый, Повязкой чистою облек он Балконов сломанные ребра, Глазницы выбитые окон. Нисшел холодной благостыней На обожженные карнизы, На – славы купола доныне В грязи разметанные – ризы. О, эти жалкие увечья И эти горестные раны – Несчетнолики зла предтечи И звенья зла несметногранны. Прошли – проклятие и ужас, Остались – ужас и проклятье. Окрест земли – туга и стужа Сплелися в смертное объятье. О, больше снега, больше снега — Пускай укроют нас сугробы От угрожающего неба В неразмыкаемые гробы. 7.XI.1917 V. «Пробоина – в Успенском соборе…» Пробоина – в Успенском соборе, Пробоина – в Московском Кремле. Пробоина – кромешное горе – Пробоина – в сраженной земле. Пробоина – раздор на раздоре – Пробоина – течь на корабле. Пробоина – погромное море – Пробоина – огромно во мгле. Пробоина – брошенные домы – Пробоина – братская могила – Пробоина – сдвиг земной оси. Пробоина – где мы в ней и что мы? Пробоина – бездна поглотила – Пробоина – нет всея Руси ! 11.XI.1917 ИЗ НОЧИ В НОЧЬ На земных дорогах Не сберечь души. И. Эренбург МОЙ РОМАН 1. В разлуке Млечной лестницей с неба крыши, Тусклой прорезью на окне Он прокрадывается – пишет Мне письмо лучом на стене: – Дорогая, здесь не томись ты, Не томи и меня с собой, Приходи в мой сад золотистый, Приходи в мой дом голубой. В темной склянице путь-дорога. Выпей, странница, всё до дна. – – Погоди, погоди немного, Лягу замертво я пьяна. – 27.IX.1918 2. У себя дома Днем на улице, улице проезжей Люди толкутся, спешат, Солнце за тучами за низкими чуть брезжит, Листья сухие суетливо шуршат. Дум обрывки – разлаженные свадьбы – За угол, наискось, вкрай – Ах, поскорее бы, успеть бы, добежать бы В лавку из лавки, с трамвая на трамвай. Вот я и дома. Истому облегчая, Ноша спадает с плеча. Друг усмехается приветно мне, встречая, Молвит заботливо, притворно ворча: – Где ты так долго была, пропадала? С кем завилась допоздна? – Друг, не брани меня, озябла я, устала, Улица чужая темна, холодна. – Друг покачнется, на свет развеселится, Струйками слов зазвенит: – Милая сестрица, притихшая певица, Ближе пойди ко мне, теснее прильни. Мы под лампадку вместе на кроватку Ляжем с тобою вдвоем, Крепко обнимемся, поцелуемся сладко, Крепко и сладко мы надолго уснем – Зыбко, струйно колеблем и волнуем, Клонится, никнет ко мне. Ах, как он манит захлебным поцелуем Там – на стеклянном, на прозрачном, на дне. 14.IX.1918 |
