АСПЕКТ КОМИЧЕСКИЙ Сквозь абажур струясь зеленый, Приятный свет ласкает взор. Хозяин, чинно благосклонный, Ведет свободный разговор. Иного мира зарубежник, Чудесный гость с иных планет, Он в православии – мятежник, И в философии – поэт. Склонясь над списками, читает Мои корявые стихи, И отпускная покрывает Эпитрахиль мои грехи. Он вяжет нить цитат и ссылок Метафизическим узлом «Трансцендентальных предпосылок» И ноуменальных аксиом. Единым свяжет пересказом Ученых книжек сотни две, И вот – заходит ум за разум В моей немудрой голове. В порывах страха безотчетных Не раз помянут царь Давид. – «За что ты мучаешь животных?» – Покорный взгляд мой говорит. Но подан ужин. Я немею, И тщетно время стерегу, И отказаться не умею, И оставаться не могу. Что делать смертным? участь нашу Мы можем только претерпеть – И прозаическую кашу Вкусить, как божескую снедь. Слились в узор платков ковровых И сердца стук, и бой часов, И лиц черты, знакомо новых, И звуки чуждых голосов. И я вздыхаю в думе праздной: О, слишком много красоты – Как хорошо с хозяйкой грязной Браниться дома у плиты. Не для меня высот Парнаса Неомраченный небосвод. И благо, что закрыта Лхаса Для богомольцев круглый год. Мы все у прошлого во власти, И плен скрывать – напрасный труд – Географических пристрастий, Теософических причуд. И всем нам свойственно при виде Снежинок – думать о листве, Мечтать в Москве об Атлантиде, Как на Кавказе – о Москве. И, всё чуждаяся фавора Из этих рук – не мне, не мне, – Я буду помнить свет Фавора В моем завешенном окне. 20.XI.1917 АСПЕКТ ЛЮЦИФЕРИЧЕСКИЙ И кто-то странный по дороге К нам пристает и говорит О жертвенном, о мертвом Боге. Cor Ardens I Введение во круг Простым и неискусным ладом Вечерних повестей начать – О том, как были двое рядом В одном, соблазн и благодать. О том, что умноженьем скорби Равно познанье бытию, Что верно сердце четкой орбе Своей – стальному лезвею. О том, что песен зеркалами Все зеркала повторены, Что стали дни – ночными снами, И стали днями — ночи сны. Что больше лик свой жизнь не прячет, Как сон, как призрак промелькнув – И улыбается, и плачет, Очаровав и обманув. О том, кто, дав дыханье мертвой, Испепелил живую ткань – Быть может, божескою жертвой, Быть может, в дьявольскую дань. Бред I-й Не хочет быть связным, Явственным миф мой, Размеренно сказанным Невольницей-рифмой. Себе созвучный, Нескладный, бесчинный, Замучен, скрученный Извилиной змеиной. Язвит ужаленное – Занозой, не стигмой – Сверлит кандальное Железо стих мой. И этим – изломанным Прикоснуться – ржавым, Зазубренным, темным – К светам, державам? Ущерб, неуверенность – В полноем свершений? Своя соразмерность Всех искажений. Соблазн II Сны мои, мои ночи – Темные, вещие. Ярче видны, зорче Твари и вещи. Тот свет, тот зерцальный Вечером, утром – Славим, опечалены, Печальным и мудрым. Тот зов, тот нездешний Из-за плена решетки – Слышим, утешены, Утешным, кротким. Видим сердце, что сетью Уловляет наше – Виноградной ветвью, Жертвенной чашей. Тот Лик, тот восставший – Он, как мы, особенный, Прекрасный, отпавший, «Во всем подобный». Кем-то сказано – Бежать чарованья Великого соблазна – Великого знанья. Сон III Сны мои, мои бреды, Вещие, тайные – Мнитесь, поведав Бывшее – чаянным. Кто дал на руки Слово – держать крепко? Слово – огонь жаркий, Пальцы – из воска слепки. Слово мной обронено, Землею спрятано. Было огонь оно, Стало клад оно. Выну ль из-под спуда Утаенное? Что оно, что? чудо? Солнца, ночи ли тайна? Жертва? страдание? Милость? истина? Не те названия, Всякое ненавистно. С тех пор в напасти я Ищу потерянное Мое слово власти, Мое верное. |
